- Ты слишком маленький. Тебя нельзя обвинить в убийстве, - не очень уверенно возразила она.
- Можно. В настоящую тюрьму меня и правда посадить нельзя, но есть специальные колонии для детей. Меня отправят туда, а когда мне исполнится восемнадцать… Энни, ну пожалуйста! - Я заплакал. - Я не хочу в тюрьму!
Она тоже расплакалась. Мы обнялись и зарыдали, как трехлетние дети.
- Не хочу, чтобы тебя посадили, - всхлипывала она. - Хочу, чтобы ты жил с нами.
- Тогда не говори никому, ладно? Обещаешь? Иди к себе в комнату и притворись, будто ничего не видела и не слышала.
Она печально кивнула.
- Но если надо будет сказать правду, чтобы спасти Стива, я скажу, - предупредила она. - Если врачам надо будет знать, кто его укусил, чтобы спасти ему жизнь, я не буду врать. Договорились?
- Договорились, - согласился я.
Она пошла к двери, но посреди комнаты остановилась, вернулась назад и поцеловала меня в лоб.
- Даррен, я тебя люблю, - сказала она. - Но все равно только дурак мог притащить домой паучиху, и если Стив умрет, я буду считать, что виноват ты, - закончила она и с рыданиями выбежала из комнаты.
Я немного посидел рядом со Стивом, держа его за руку и умоляя очнуться. Но он по-прежнему даже не моргал. Наконец я понял, что ждать нечего, открыл окно (вроде как это с улицы что-то влетело и его укусило), глубоко вздохнул и бросился из комнаты, отчаянно вопя:
- Мама! Мама!
Санитары «скорой помощи» спросили маму, нет ли у Стива диабета, не страдает ли он от эпилепсии. Она сказала, что не знает, но вряд ли. Они спросили об аллергии и еще о чем-то, но мама объяснила им, что она не мать Стива и понятия не имеет, чем он болел.
Я думал, мы поедем с ним на «скорой», но санитары сказали: места на всех не хватит. Они записали имя матери Стива и их телефон, попытались дозвониться, но ее не оказалось дома. Медсестра попросила маму поехать за ними в больницу и заполнить все документы, насколько сможет. Мама согласилась, и мы все трое пошли к машине. Папа еще не вернулся с работы, но мама позвонила ему на сотовый и все объяснила. Он сказал, что приедет прямо в больницу.
Поездка оказалась нелегкой. Я сидел на заднем сиденье и старался не смотреть Энни в глаза. Я должен был сказать правду, но боялся.
А хуже всего то, что я знал: если бы в коме лежал я, Стив бы сразу во всем признался.
- Что там стряслось? - спросила мама. Она старалась ехать как можно быстрее, но не нарушая правил, и не могла повернуться и посмотреть на меня. Это было хорошо: я не смог бы врать ей в глаза.
- Не знаю, - сказал я. - Мы болтали, потом я захотел в туалет и вышел. А когда вернулся…
- Значит, ты ничего не видел?
- Нет, - соврал я, чувствуя, как у меня горят уши.
- Не понимаю; - пробормотала мама. - Он был такой неподвижный и кожа синяя. Я сначала подумала: он умер.
- Его, наверное, кто-то укусил, - встряла Энни.
Я чуть не толкнул ее локтем в бок, но в последнюю секунду решил, что она, наверное, помнит про обещание.
- Укусил? - удивилась мама.
- У него на шее были следы, - сказала Энни.
- Да, я их тоже заметила. Но, думаю, они тут ни при чем, крошка.
- Почему? Что, если змея или… паук пробрался и укусил его… - Она поглядела на меня и слегка покраснела: вспомнила, что обещала не говорить.
- Паук? - Мама покачала головой. - Что ты, детка, люди не впадают в кому от укуса паука, по крайней мере, в нашем климате.
- Тогда что же с ним случилось? - не унималась Энни.
- Не знаю. Может, он съел что-нибудь не то. А может, это сердечный приступ.
- У детей не бывает сердечных приступов.
- Бывает. Очень редко, но бывает. Ладно, врачи разберутся, что с ним стряслось. Они в этом больше понимают, чем мы с вами.
Я первый раз оказался в больнице, поэтому, пока мама заполняла документы, решил осмотреться. Тут все было белое: белые стены, белый пол, белые халаты у врачей. Нельзя сказать, чтоб тут было шумно, и в то же время отовсюду доносились какие-то звуки: скрип кроватей, кашель, гул каких-то аппаратов, стук ножей, тихие голоса докторов.
Мы почти не разговаривали. Мама сказала, что Стива уже осмотрели, но так сразу поставить диагноз врачи не могут. Им нужно время подумать.
- Кажется, они уверены, что все обойдется, - закончила мама.
Энни захотела пить, и мама отправила нас к автомату с напитками за углом. Пока я выискивал монетки, Энни огляделась, убедилась, что никого рядом нет, и поинтересовалась:
- Когда ты им наконец скажешь?
- Когда услышу их мнение. Пусть пока осмотрят его. Может, врачи сами догадаются, что это за яд и как вылечить Стива.
- А если не догадаются? - приставала Энни.
- Тогда скажу, - пообещал я.
- А что, если не успеешь и он уже умрет? - тихо спросила она.
- Не умрет.
- Но если…
- Не умрет! - отрезал я. - Не говори так! И даже не думай! Надо надеяться на лучшее. Мама с папой всегда говорят: больные быстрее выздоравливают, если верить, что они поправятся. Ради Стива не думай, что он умрет.
- Ради Стива надо было бы сказать правду, - проворчала она, но спорить не стала.
Мы взяли стаканчики и вернулись к маме. Пили молча.
Вскоре пришел папа. Он даже не успел переодеться. Папа поцеловал маму и Энни, потом по-мужски сжал мне плечо. Руки у него были грязные, и на моей футболке остались пятна, но сейчас меня это не волновало.
- Есть новости? - спросил он.
- Нет пока, - ответила мама, - Его осматривают. Может быть, пройдет несколько часов, прежде чем врачи поставят диагноз.
- Что с ним случилось, Анжела?
- Пока не знаем. Надо подождать.
- Терпеть не могу ждать, - возмутился папа, но выбора у него, так же как у нас, не было.
За следующие два часа ничего не случилось. Но тут появилась мама Стива. Лицо у нее было такое же белое, как у сына, губы сердито поджаты. Она сразу же набросилась на меня, схватила за плечи и давай трясти.
- Что ты с ним сделал? - визжала она. - Что ты сделал с моим сыном? Ты убил моего Стива?
- Эй, потише вы! - вмешался отец.
Но мама Стива не обратила на него внимания.
- Что ты с ним сделал? - снова закричала она и тряхнула меня еще сильнее.
Я хотел сказать: «Ничего», но зубы у меня стучали, и я не смог произнести ни слова.
- Что ты с ним сделал? Что ты с ним сделал? - не унималась она. И вдруг перестала меня трясти, упала на пол и зарыдала, как ребенок.