Крушинский достал пистолет и оглянулся на князя.
— Мне тут волхвы подарили одну штуку… Ну что-то вроде велесовых молний, так ты не путайся и не обращай внимания на шум. — Он выстрелил раз, другой. Васлав побледнел, улыбка впервые исчезла с его лица.
— Так нельзя делать — нехорошо, — сказал он. — Только боги могут посылать на людей молнии!
— А посылать на нас нежить можно?! Там не люди, ты что, забыл, кто у Манфрейма воюет?
Не обращая больше внимания на Васлава, Крушинский стрелял почти непрерывно, целясь только в головы. Упал один солдат, второй… Но их по-прежнему оставалось слишком много, а из-за гребня появлялись все новые… Их не пугали выстрелы. Похоже, их вообще ничто не способно было испугать. Сейчас у Крушинского кончатся патроны, и с ними будет покончено. Они не смогли правильно определить число нападающих и попали в ловушку.
Глеб с ненавистью посмотрел на свой нож и вдруг понял, чем можно заменить отсутствующее оружие. Из рюкзака Крушинского торчала длинная рукоять современного альпенштока с титановым лезвием.
Вокруг уже кипел водоворот яростной рукопашной схватки. Обороняя спины друг друга, каждый знал, что защищает не только жизнь… Если их убьют, они окажутся в рядах этих движущихся машин, лишенных воли и всего человеческого…
Солдаты Манфрейма всегда похищали с поля боя трупы убитых врагов, и русичи неспроста сжигали своих павших, но разум цивилизованного человека отказывался верить в очевидное… Их самих некому будет сжечь… Все эти мысли вихрем проносились в голове Глеба, пока руки безошибочно, почти автоматически, проделывали нужные движения.
Альпеншток оказался значительно легче боевого топора — любимого оружия русичей, которым Глеб научился неплохо владеть у волхвов.
Благодаря своей легкости он не уступал в скорости мечу, но ни один меч не смог бы с такой эффективностью пробивать стальные шлемы — словно то были консервные банки.
Дубина Васлава производила в рядах врагов настоящее опустошение. Князь стоял, выпрямившись во весь рост, и его оружие, с ревом рассекая воздух, опускалось на головы нападавших, сплющивая шлемы и превращая в кашу то, что было под ними.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Глеб понял, что на тропе не осталось ни одного противника… Только сейчас он заметил, что из рассеченной на его плече куртки сочится кровь, но боли по-прежнему не чувствовал.
— Неплохая работа… — проговорил Крушинский, торопливо перезаряжая пистолет и осматривая груду неподвижных тел.
— Возьми в правом кармане моего рюкзака аптечку, — крикнул он Глебу, одновременно вправляя князю вывихнутый сустав. Великан даже не успел понять, что произошло. Его левая рука хрустнула и встала на место, а на лице не отразилось ничего, словно этот человек был отлит из металла.
На самом Крушинском не было ни единой царапины. Заря между тем разгорелась в полную силу, и о возвращении по голому склону ущелья, под прицельным огнем вражеских арбалетчиков, теперь не могло быть и речи.
— Что же нам делать? Рассветает… — растерянно проговорил Крушинский.
— Единственное, что остается, — попытаться добраться до позиции батареи. Ночью там не должно быть слишком много солдат, думаю, большинство из них лежат здесь.
— Это настолько безумно, что может получиться…
И, не теряя больше ни секунды, они бросились вперед. Последние сотни метров по хорошо утоптанной тропе промелькнули мгновенно. Их расчет строился на том, что прежде чем на такую высоту поднимутся новые солдаты, пройдет достаточно времени.
Скрываться после грохота ночного боя не имело смысла, и они с ходу ринулись на бруствер, используя единственное свое преимущество — внезапность и стремительность этой отчаянной атаки.
Со стороны ущелья позиция считалась неприступной, и потому бруствер оказался невысоким — всего в пол человеческого роста. Перемахнув через него с разбегу, они попали на батарейную площадку — других укреплений не было.
Но, оказалось, не все солдаты участвовали в ночной вылазке. Глеб понял, что с его стороны было слишком самонадеянно рассчитывать на подобную глупость противника. Сколько раз повторял Викс на занятиях по тактике: «Не считай противника глупее себя, только тогда появится шанс выиграть схватку».
Вокруг сразу же закипела новая яростная сеча, но теперь они не стояли на узкой тропе, где противники могли нападать только по одному.
Вряд ли батарейная охрана успела понять, что атакующих всего трое. Пистолет Крушинского производил в их рядах страшное опустошение. Не отставал и Глеб, вполне освоившийся со своим новым оружием.
Боевая дубина Васлава оказывалась одновременно в нескольких местах. Был момент, когда Глеб заметил, как от одного его удара упали сразу трое.
Один из солдат откатился к ногам Глеба, и впервые он физически ощутил, что они сражались с нежитью: из серого месива, в которое превратилась после удара дубины голова солдата, не показалось даже капельки крови.
Через несколько минут на площадке остались лишь они трое. Глеб получил еще одну легкую, но весьма болезненную рану в лодыжку. Васлав вновь вывихнул руку, а на Крушинском по-прежнему не было ни царапины.
— Ты что, заговоренный?
— В общем-то, да… Варлам постарался.
— Мне он тоже предлагал, но я не поверил.
— Ну и дурак, будешь теперь мучиться. Без веры заклятье не действует. На дне аптечки есть бальзам, вотри его в раны. Он поможет, хотя и не так быстро, как мертвая вода.
— А ты и ее пробовал?
— Я бы тебе ее и сейчас предложил, да нельзя. Лишь один раз может человек воспользоваться ее волшебной силой без риска превратиться в живого мертвеца, да и то если найдется еще и живая. Некоторые выдерживают до трех раз, но судьбу лучше не испытывать.
Они говорили о незначительных вещах, позволив себе перевести дыхание после неравного боя, а заря между тем разгоралась.
Все трое прекрасно понимали, что выхода нет, что они увязли окончательно и уже никогда не смогут спуститься живыми с этого каменного уступа. Слишком далеко проникли они в расположение противника, и все возможные пути отхода давно отрезаны.
Они были молоды и в глубине души не могли поверить в неизбежность гибели, не хотели смириться с этим. Но время неумолимо приближалось к тому моменту, когда солнце проникнет в ущелье.
Весь противоположный склон был усыпан вражескими арбалетчиками. Враги не спешили, предпочитая расходовать стрелы, когда рассеется предрассветный полумрак.
До противоположного склона было не более сорока метров, и нетрудно представить, что здесь начнется, когда взойдет солнце.
Им не дадут приподнять головы, и снизу, под прикрытием стального града стрел, поднимется штурмовой отряд…