Он открыл дверь спальни ногой, выключил свет, и нас окружили мягкие тени. Я глянула на узкий матрас на нижнем ярусе кровати, а потом в окно. На стекле была трещина, и вдруг, запаниковав, я представила себе, как проскальзываю через нее, исчезая в ночи. Вероятно, это знак, что я собираюсь совершить огромную ошибку? Неужели, я правда собираюсь пройти через это, чтобы доказать свою правоту? Неужели я настолько хочу показать Патчу глубину моей боли и гнева? Что это вообще говорит обо мне?
Скотт обнял меня за плечи и поцеловал сильнее. Я думала, что делать дальше. Я могла сказать Скотту, что мне нехорошо. Я могла сказать, что я передумала. Могла просто сказать ему «нет»…
Скотт снял футболку и бросил ее в сторону.
— Э-э, — начала я, оглянулась еще раз в поисках спасения и тут заметила, что дверь спальни открылась, и чья-то тень заслонила льющийся из коридора свет. Кто-то вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. И я замерла от изумления.
Патч бросил Скотту в лицо его майку.
— Что за… — возмутился Скотт, продевая голову в майку и поспешно натягивая ее.
— Рыбка сорвалась, — сказал ему Патч.
Скотт толкнул его в плечо:
— Ты что творишь? Ты не можешь так вламываться сюда! Я занят! И это моя комната!
— Ты с ума сошел? — воскликнула я, обращаясь к Патчу, чувствуя, что щеки пылают огнем.
Патч посмотрел на меня сердито и отрезал:
— Ты не хочешь быть здесь. Не с ним!
— Чья бы корова мычала!
Скотт отодвинул меня в сторонку:
— Дай я с ним разберусь.
Он подошел еще на пару шагов, и тут Патч ударил его в челюсть. Раздался неприятный хруст.
— Что ты делаешь? — закричала я на Патча. — Ты сломал ему челюсть!
— А-ы-ы-ы-а-а! — завыл Скотт, хватаясь за подбородок.
— Я не сломал ему челюсть, но если он хоть пальцем к тебе прикоснется, это будет первая из многих сломанных частей его организма! — заявил Патч.
— Убирайся! — приказала я ему, указывая пальцем на дверь.
— Я убью тебя! — зарычал Скотт, открывая и закрывая рот, чтобы убедиться, что челюсть работает.
Но, не обращая ни малейшего внимания на мой приказ, Патч в три шага оказался около Скотта и прижал его лицом к стене. Скотт попытался сопротивляться, но Патч снова ударил его об стену, не давая двигаться.
— Только тронь ее, — сказал он Скотту на ухо хриплым и угрожающим голосом, — и будешь жалеть об этом всю жизнь.
Перед тем как уйти, Патч еще раз взглянул на меня:
— Он этого не достоин, Нора, — он помедлил и добавил: — Как и я.
Я открыла было рот, но мне было нечего возразить. Я была сейчас здесь не потому, что хотела этого. Я была здесь, чтобы бросить это Патчу в лицо. Я знала это, и он знал это.
Скотт, держась за стену, побрел к кровати.
— Я бы его сделал, если бы не был пьян, — сказал он, потирая нижнюю часть лица и морщась. — Кем он себя возомнил? Я его даже не знаю! Ты знаешь его?
Скотт не узнал Патча. Но тем вечером в «Z» было много народу, и Скотт, разумеется, не мог запомнить каждое лицо.
— Мне очень жаль, — сказала я, кивая на дверь, за которой только что скрылся Патч. — Ты в порядке?
Он нерешительно улыбнулся.
— Никогда не чувствовал себя лучше, — сказал он. На подбородке у него расцветал огромный синяк.
— Он… Он себя не контролировал.
— Отличное состояние, — протянул Скотт, вытирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони.
— Я пойду, — сказала я. — Завтра после школы завезу «мустанг».
Интересно, как мне сейчас выйти отсюда и пройти мимо Патча, сохранив хоть какое-то достоинство. С таким же успехом я могу подбежать к нему и признаться, что он был прав: я пошла сюда со Скоттом только для того, чтобы сделать ему больно.
Скотт удержал меня:
— Не уходи, Нора. Не сейчас, пожалуйста.
Я убрала его руку.
— Скотт…
— Скажи мне, если я зайду слишком далеко, — произнес он, во второй раз снимая майку через голову. Его светлая кожа будто светилась в темноте. Он явно проводил много времени в качалке, и это было видно по тому, как бугрились мускулы у него на руках.
— Ты заходишь слишком далеко, — сказала я.
— Прозвучало неубедительно, — он убрал волосы с моей шеи и уткнулся в нее лицом.
— Ты меня не привлекаешь в этом смысле, — я оттолкнула его.
Я устала, и где-то в глубине черепа зарождалась головная боль. Меня мучила совесть, и я хотела пойти домой и спать, спать, спать, пока этот вечер окончательно не сотрется из моей памяти.
— Откуда тебе знать? Ты не пробовала меня «в этом смысле».
Я щелкнула выключателем, и комнату залил свет. Скотт прикрыл глаза рукой и отошел на шаг назад.
— Я ухожу… — начала я и вдруг запнулась.
Я увидела участок кожи на груди Скотта, между его соском и ключицей, посередине. Кожа здесь была деформированной и блестящей. Как ожог. Вероятно, это было клеймо, которое Скотту поставили во время клятвы верности обществу нефилимов по крови. Но не это было главным, не от этого у меня сейчас перехватило дыхание и задрожали руки. Клеймо было в форме сжатого кулака. Оно было идентично, вплоть до формы и размера, печати на железном кольце из конверта.
Все еще прикрывая глаза рукой, Скотт застонал и взялся за перекладину кровати, чтобы удержать равновесие.
— Что это за отметина у тебя на коже? — спросила я; губы мгновенно пересохли.
Скотт отчетливо вздрогнул, а потом прикрыл шрам рукой.
— Да это… Мы с друзьями просто прикалывались однажды вечером. Ничего серьезного. Просто шрам.
У него хватало наглости врать об этом?
— Это ты передал мне конверт! — Он не ответил, и я спросила настойчивее: — Набережная. Кондитерская. Конверт с железным кольцом.
Внезапно мне показалось, что эта комната находится где-то очень далеко от пульсирующей басами гостиной, да и от всего остального мира. В одно мгновение я перестала чувствовать себя в безопасности здесь, в одном помещении со Скоттом.
Он все еще щурился от света, бьющего ему в глаза:
— О чем ты вообще? — в голосе его был страх, подозрение, растерянность.
— Думаешь, это смешно? Я знаю, что это ты передал мне кольцо.
— Кольцо?!
— Кольцо, оставившее отпечаток у тебя на груди!
Он с силой тряхнул головой, будто пытаясь отогнать наваждение, а потом резко выбросил руку вперед, прижимая меня к стене.
— Откуда ты знаешь про кольцо?