– Я звоню тебе не для того, чтобы поговорить о здоровье моих родителей. Я боюсь за тебя и хочу быть рядом с тобой.
– И я хочу быть с тобой, но не сейчас. Пожалуйста, пойми меня.
– Где ты живешь? – Голос ее был полон сомнений.
– По большей части у Люсьена. Иногда ночую дома, с телохранителем в машине на подъездной дорожке.
– Что там дома?
– Дом пока цел. В запущенном, конечно, состоянии, но цел.
– Я скучаю по нему.
– Он по тебе тоже соскучился, поверь.
– Я люблю тебя, Джейк, и я боюсь.
– Я люблю тебя и нисколько не боюсь. Выбрось все из головы и хорошенько следи за Ханной.
– До свидания.
– До свидания.
Джейк передал трубку Эллен, чтобы та положила ее.
– Откуда она звонила?
– Из Уилмингтона, это в Северной Каролине. Ее родители проводят там лето.
Гарри Рекс действительно отправился за новой порцией пиццы.
– Ты соскучился по ней, так ведь?
– Больше, чем ты можешь себе представить.
– Мне это нетрудно представить.
* * *
В полночь они сидели в хижине, пили виски, на чем свет стоит ругали черномазых и хвастались своими ранами. Несколько человек приехали прямо из мемфисской клиники, где они виделись со Стампом Сиссоном. Во время короткого разговора Стамп приказал, чтобы все делалось в соответствии с ранее разработанным планом. Из центральной больницы округа вышли одиннадцать человек, с гордостью показывавшие свои шрамы и синяки присутствовавшим, восхищавшимся рассказами о том, как раненый героически противостоял превосходящим силам грязных ниггеров до того, как подлым ударом сзади его не оглушил кто-то из этих животных. В бинтах и пластыре, поддерживаемые энтузиазмом слушателей, они чувствовали себя настоящими героями. Воспоминания следовали одно за другим, виски текло полноводной рекой. Наибольшее почтение вызвал рассказ атлетически сложенного мужчины о том, как он поверг на землю юркую репортершу и ее черномазого оператора с камерой.
В возлияниях и приятной беседе прошло часа два. Пора уже было начинать деловой разговор. На столе разложили карту округа, и кто-то из местных принялся наносить на нее цели – их было двадцать. Этой ночью нужно будет навестить двадцать домов, в которых проживали двадцать кандидатов в члены жюри присяжных, чьи имена были взяты из добытого одним из членов Клана списка.
Пять групп по четыре человека в каждой вышли из охотничьей сторожки и расселись по машинам, чтобы под покровом темноты выполнить поставленную перед ними задачу. В кузове каждого грузовичка лежало по четыре деревянных креста, небольших, девять на четыре фута, хорошо пропитанных керосином. Водители машин выбирали дороги, шедшие в обход Клэнтона и других небольших городков, предпочитая скрытые ночной тьмой проселки. Дома намеченных жертв располагались в отдаленных районах, в стороне от дорог и соседей. В таких местах редко встретишь незнакомца, люди тут ложатся спать рано и спят крепко.
План действий был весьма прост: грузовик остановится в сотне-другой футов по дороге от дома, без всяких огней, водитель останется за рулем с приглушенным двигателем, в то время как трое других внесут крест во двор, вкопают его в землю, а затем с расстояния швырнут в него горящий факел. В этот момент оставшийся за рулем подгонит машину к дому, и вся четверка без задержки и с радостью на сердце отправится по следующему адресу.
В девятнадцати из двадцати пунктов выполнение поставленной задачи не столкнулось ни с какими осложнениями. Но раздавшийся какой-то посторонний шум в ночи неподалеку от дома Лютера Пикетта разбудил хозяина. Сидя в полной темноте у себя на крыльце и не ожидая ничего особенного, Лютер заметил вдруг в отдалении подозрительно медленно, без огней пробирающийся по дороге, скрытой фруктовыми деревьями, чей-то пикап. Лютер схватил ружье и стал напряженно вслушиваться. Развернувшись, пикап замер у дороги. До Пикетта донеслись мужские голоса, и он тут же увидел три фигуры, втащившие в его двор что-то похожее на столб. Соскользнув с крыльца, Лютер замер в кустах, прицелился.
Водитель в кабине грузовика потягивал холодное пиво в ожидании взметнувшихся к небу языков пламени. От звука выстрела ему пришлось вздрогнуть. Бросив крест и факел на землю, его товарищи кинулись к неглубокой канаве, проходившей вдоль дороги. Еще один выстрел. Сидящий в пикапе услышал крики боли и проклятия. Их нужно спасать! Отбросив банку с пивом, водитель нажал на газ.
Ружье старого Лютера выстрелило еще раз и еще, когда перед глазами его промелькнул грузовик и замер у канавы. Из нее поднялись три заляпанные грязью фигуры. Ковыляя и поскальзываясь, вопя и изрыгая проклятия, они бросились к машине, пытаясь как можно быстрее перевалиться через борт кузова.
– Держись! – прокричал человек за рулем в тот момент, когда Лютер в очередной раз спустил курок, обдав машину градом дроби.
С улыбкой Пикетт наблюдал за тем, как машина рванула по дороге, виляя в грязи от обочины к обочине. Опять молодежь где-то нализалась, подумал про себя Лютер.
Стоящий в телефонной будке куклуксклановец один за другим методично набирал номера, записанные на листе бумаги напротив двадцати фамилий. Когда на том конце провода снимали трубку, он просто советовал своему абоненту посмотреть в окно, выходящее во двор.
В пятницу утром Джейк позвонил Нузу домой, и супруга судьи уведомила его о том, что его честь в данный момент председательствует на заседании в округе Полк. Оставив инструкции Эллен, Джейк отправился в расположенный в часе езды от Клэнтона Смитфилд. Войдя в зал суда, Джейк кивнул Нузу и уселся в первом ряду кресел. Зрителей не было. Только жюри присяжных. Нуз изнывал от скуки, присяжные изнывали от скуки, адвокаты томились от скуки, и через две минуты неизбывную тоску почувствовал и Джейк. После того как свидетель закончил выступление, Нуз объявил короткий перерыв, и Джейк направился в его кабинет.
– Привет, Джейк. Что ты здесь делаешь?
– Вам известно, что вчера произошло.
– Да, видел вечером по телевизору.
– А знаете, что было сегодня ночью?
– Нет.
– Очевидно, кто-то передал Клану список кандидатов в присяжные. Этой ночью у домов двадцати из них были сожжены кресты.
– У наших присяжных! – Нуз был поражен.