Мало того — его несчастная герцогиня вышла замуж за человека, не имеющего ни малейшего желания продолжать свой род и передавать свою отравленную кровь потомкам. Впрочем, зато она сможет добиться аннулирования брака, если сумеет это доказать (и если он умудрится тем временем нажить достаточное количество сильных врагов). Возможно, через несколько лет этот выход окажется наилучшим для обоих — хотя скандал все равно получится убийственный.
Да, кстати, — еще он может умереть.
Уэссекс воспрял духом. До сих пор он не рассматривал эту возможность всерьез, а ведь при его роде занятий она была вполне реальной. Если он умрет, все его постыдные тайны умрут вместе с ним. Его вдова сможет благопристойным образом вступить в новый брак, а его бабушка никогда не узнает, что на самом деле представлял собой ее внук. Чрезмерное количество наилучшего шампанского оказало свое воздействие, и Уэссекс окончательно решил, что смерть при исполнении задания будет наилучшим изо всех возможных вариантов и разрешит все его проблемы. Надо будет это устроить.
Сразу же после того, как Джейми перестанет валять дурака и женится, а этот треклятый договор будет подписан.
Но сначала надо как-то пережить брачную ночь…
Сара — отныне герцогиня Уэссекская — сидела на брачной постели и смотрела, как слегка покачивается тяжелый полог кровати, который только что опустила Нойли. Огонек свечи, оставленной на прикроватном столике, просвечивал сквозь крохотные дырочки в старинной ткани, а там, где Нойли не до конца задернула потускневший алый шелк, пролегла светлая полоса.
Сара слышала удаляющиеся шаги горничной. Через некоторое время шум шагов окончательно стих, но Саре по-прежнему были слышны прочие звуки, свойственные Дайер-хаусу с самого момента его основания. И среди всех этих звуков не было одного: шагов новобрачного, поднимающегося по лестнице, чтобы присоединиться к молодой жене.
Окончательно убедившись, что Нойли уже не вернется и не застанет свою госпожу за неуместным для новобрачной поведением, Сара отодвинула полог и соскользнула с кровати. Ее кашемировая шаль лежала на спинке ближайшего кресла; Сара подобрала шаль и укуталась в нее.
Комнаты Дайер-хаус были крохотными, и хотя эта дальняя спальня была одним из самых больших помещений, которыми мог похвалиться дом, а потолок ее покрывала великолепная роспись — она изображала купол собора Святого Павла, окруженный сонмом херувимов и небесным сиянием, — сейчас этот потолок, наклонно спускающийся к темной стене с проемами окон, вызывал у Сары инстинктивное желание пригнуться, дабы не стукнуться. Окна запирали хитроумные старинные задвижки, но, повозившись несколько мгновений, Сара справилась с ними, распахнула окно и высунулась наружу. Стояла поздняя ночь. Полная луна плыла по небу, словно серебряный чайный поднос. Ее свет пробивался сквозь туман и превращал знакомые окрестности в оцепеневший потусторонний мир, откуда могло прийти все что угодно. Через окна, выходящие в крохотный садик, доносились все звуки ночного Лондона. Сара слышала цокот копыт по булыжным мостовым, отдаленные перекликающиеся голоса лодочников на Темзе, плывущих куда-то по своим торговым делам…
Но где же Уэссекс?
По какой-то неизъяснимой причине Сара почувствовала себя опустошенной. Не то чтобы она испытывала к своему новоявленному мужу какой-то личный интерес — конечно же нет! Ее чувства не были затронуты ни в коей мере. Это было бы просто глупо — ведь Уэссекс каждым своим словом и каждым жестом давал понять, что их брак заключается лишь из соображений выгоды. Выгоды для короля Генриха. Но даже если так, все равно это как-то неловко — в брачную ночь не явиться в супружескую спальню.
Он что, решил вообще не приходить?
Что ж, такой вариант ее устраивает целиком и полностью — сказала себе Сара. Но она предпочла бы знать об этом заранее! Ей вовсе не нравится, ложась спать, гадать, не обнаружит ли она при пробуждении в собственной постели чужого человека! Каковым, несомненно, его милость герцог Уэссекский и являлся для Сары Канингхэм из Балтимора…
Нет. Она была — и остается — Сарой Канингхэм, маркизой Роксбари. Леди Роксбари. Она — хозяйка Мункойна, и Мункойн будет принадлежать ей и ее дочерям, пока исполняется зарок.
«Роксбари поклялась. Но она ни в чем не клялась. И она не связана с этой землей…»
Сара потерла ноющую голову. Неожиданно нахлынувшая усталость накрыла ее, словно волна. Сегодня она встала еще до рассвета, а сейчас было уже далеко за полночь. Сара устала, как никогда прежде, а в суматохе сегодняшнего вечера она к тому же забыла принять укрепляющее лекарство — бутылочка так и осталась стоять в спальне Сары в Херриард-хаусе. Конечно, тут забудешь не только, кто ты такая, но и откуда взялась! Но все-таки Саре было не по себе.
Ночной ветерок, проникающий сквозь распахнутое окно, заставлял пламя свечей плясать и трепетать. Саре казалось, будто нарисованный на потолке Лондон мерцает, как будто в любое мгновение на месте городского пейзажа могло возникнуть совсем другое изображение. Женщина застонала и крепко зажмурилась, прижавшись головой к холодному подоконнику. Она почти ничего не ела во время свадебного завтрака — изумительное название для приема, затянувшегося почти до полуночи! — но зато выпила несколько бокалов контрабандного французского шампанского, специально припасенного для такого случая. Неудивительно, что ей дурно!
Сара тихонько прошла через комнату, уселась в кресло и подобрала ноги под себя, чтобы уберечь их от ночной прохлады. Укутавшись поплотнее в кашемировую шаль, она принялась обдумывать последние события. Раз Уэссекса сейчас здесь нет — вопрос «почему» лучше отложить на потом, — то где же он? Сара потеряла своего мужа из вида еще во время празднества в Херриард-хаусе. Но он знал, что Сара поедет в Дайер-хаус: точнее говоря, он сам на этом настоял. Какая-то беглая вспышка amour propre [14] герцога не позволяла его милости начинать семейную жизнь под крышей жены. К тому времени, когда настала пора зажигать светильники, Сара уже была просто счастлива поддаться уговорам вдовствующей герцогини и уехать в Дайер-хаус. Она, естественно, ожидала, что Уэссекс сразу же последует за ней: герцог был просто-таки ходячим образцом добродетели, и потому Сара полагала, что он будет столь же пунктуален, как и всегда.
Всегда, кроме данного конкретного случая.
Время шло, Сара уже сняла вышитое свадебное платье, а Уэссекс все не появлялся. Но Сара почему-то не могла заставить себя спуститься и спросить у вдовствующей герцогини, куда запропастился ее внук.
Эти мысли перенесли Сару обратно в спальню, к ее ноющей голове и стремительно усиливающемуся ощущению нереальности. Судя по всему, Уэссекс не собирался появиться здесь в ближайшее время — или, возможно, вообще не собирался здесь показываться. Сара была совершенно уверена, что Лэнгли давно уже запер входную дверь, так что если Уэссекс не сумеет забраться по стене в окно ее спальни, расположенной на четвертом этаже, ему придется ночевать на улице. Этого (а может, и чего похуже) и желала ему от всей души молодая жена.