— Я разбойник, — услужливо сообщил он продолжавшему разглядывать его пассажиру. Нынешним вечером он не собирался «на дело», и потому красный мундир с золотыми шнурками, треуголка с плюмажем и пурпурный шелковый шарф Безумного Мерлина остались лежать в сундуке надежного дома в Степни, но пистолеты могли убедить кого угодно.
— А я барон Уорлток. Поезжай, — ответил пассажир, постучав по крыше кареты тростью с золотым набалдашником.
— А я застрелю коренного, — тут же откликнулся Мерлин. Он скорее застрелил бы кучера, чем причинил вред лошади, если уж дойдет до перестрелки, но по своему опыту знал, что такая угроза обычно срабатывает.
Занятый разговором с пассажиром, он не заметил, как лакей украдкой сунул руку за пазуху.
Но его спутник это заметил.
Почти одновременно прозвучали два выстрела, и лакей с воплем рухнул наземь, обливаясь кровью.
Мерлин не сводил глаз с кучера. То, что Блэз только что сунул голову в петлю, порадовало его — это означало, что англичанин — настоящий джентльмен и в дальнейшем не выдаст своего сообщника.
— У меня есть еще четыре заряженных пистолета, — сообщил Мерлин. — А теперь прикажите своим людям выйти, милорд, или они тут в болоте и останутся!
Повисло долгое молчание. Из кустов донеслось лязганье перезаряжаемого пистолета. Лошади попятились и задрожали, напуганные запахом крови. Трое слуг — двое на козлах, один на запятках — застыли от страха.
Это было плохо. Мерлин никогда не встречал человека, который боялся бы другого человека больше, чем пули, но, кажется, сейчас наткнулся как раз на такого. Или сразу на четверых — истекающий кровью лакей отчаянно тянулся к пистолету, и, если он дотянется, Мерлину придется его пристрелить.
«Да сделай же что-нибудь»! — мысленно крикнул он остававшемуся в стороне напарнику.
К своему облегчению, он услышал, как Блэз спешился. Вот он вышел — по самые глаза замотанный темно-бордовым шарфом, так что в темноте ночи казалось, что у него вообще нет головы. В одной руке англичанина был пистолет, в другой — какой-то непонятный предмет. Мерлин не мог разглядеть, что это такое, пока Блэз быстрыми ударами не начал резать сбрую. Потом он ногой отшвырнул пистолет лакея в канаву и выстрелил в воздух.
Лошади оказались сообразительнее людей — они больше не предпринимали попыток к бегству, и карета застыла на месте.
Открылась дверца, и лакей, стоявший на запятках, спрыгнул, чтобы разложить складную лесенку и помочь хозяину спуститься.
— Я позабочусь, чтобы тебя за это четвертовали, — проворчал, выходя из кареты, Уорлток, — уж будь уверен!
Блэз тем временем приказал слугам, сидевшим на козлах, спуститься, уложил их лицом в грязь и связал им руки за спиной обрывками сбруи.
«Ему знакомы обычаи грабителей с большой дороги, — озадаченно подумал Мерлин. — А если так, я много бы отдал за то, чтобы узнать, на кой черт ему понадобилась моя помощь в этом маленьком представлении».
— А теперь, милорд, — обратился Мерлин к Уорлтоку, — не будете ли вы, ваше лордство, столь любезны передать мне ваши ценности — и вашу одежду тоже?
Пока Уорлток пытался испепелить Мерлина взглядом, Уэссекс у него за спиной влез в карету, забрав с собой фонарь. Он не сомневался, что с дряхлым бароном и перепуганным насмерть лакеем Мерлин справится, а если придется Уорлтока застрелить, это даже лучше. Уэссекс не станет плакать по старой гадюке, чьи козни терзали Англию еще до рождения отца герцога.
Внутри сильно воняло гашишем, и Уэссекс увидел высокую наргиле [20] на прикрепленном к полу столике эбенового дерева. За въедливым сладковатым ароматом гашиша ощущался горьковатый запах абсента.
Времени на исправление пороков барона у герцога не было, и, поставив фонарь на столик, он быстро начал обыскивать карету.
Под обоими сиденьями обнаружились потайные ящички. В первом был пистолет — к счастью, незаряженный, и горстка золотых монет. Уэссекс взял одну и поднес ее к свету. Золотой наполеондор нынешнего года чеканки. Он рассовал добычу по карманам, чтобы не нарушать игру, но мысли его неслись бешеным галопом. Как эти деньги попали к Уорлтоку? Ему заплатили или он собирался ими платить?
В другом ящичке лежал пакет, перетянутый фиолетовой лентой. Уэссекс принюхался на всякий случай и развязал его. Это оказались письма какой-то женщины, они тоже пошли в карман — для дальнейшего изучения.
— Я сказал — не шевелитесь, милорд! Голос Мерлина. Уэссекс быстро выскочил из кареты.
Картина оставалась прежней. Уорлток стоял неподвижно, злобно глядя на разбойника. Поскольку рядом с ним стоял кучер, Мерлин явно опасался подходить ближе.
— Можешь перестрелять моих слуг, если тебе так хочется. Но если ты застрелишь меня, то я тебе гарантирую — тебя ждет нечто похуже виселицы! — бесстрастно вещал Уорлток.
— А если вас не убьют, а сделают инвалидом? И вы будете оставлены на милость собственного сына?
Уэссекс, подойдя поближе, прошептал эти слова сильно измененным голосом прямо в ухо Уорлтоку, многозначительно прижав пистолет к ноге барона.
— Вы были в свое время известным дуэлянтом, милорд. Вы видели, как гниют раны, вы не раз обрекали людей влачить остаток дней в унижении, на попечении слуг. Вас считают последним в роду, милорд, но я-то лучше знаю. У вас есть сын. И я уверен, что он не оставит вас на милость чужих людей.
Тот факт, что у Уорлтока есть побочный сын, хранился в строжайшей тайне почти полвека, но «Белая Башня» владела многими тайнами. И если Уорлток окажется на попечении домочадцев Малхайта, месть будет весьма забавной. [21]
Когда до Уорлтока дошел смысл слов Уэссекса, старик вспыхнул такой яростью, что Уэссекс испугался, не хватил бы его прямо сейчас удар.
— Ты заплатишь за эту наглость! — прошипел барон, словно гадюка.
— В другой раз. — Уэссекс шагнул назад и толкнул слугу в спину. — Пошел отсюда.
Нервы лакея не выдержали. Он повернулся и пустился наутек в ту сторону, откуда приехала карета.
— Позвольте мне помочь вам, — предложил Уэссекс, протягивая руку к плащу Уорлтока.
В плаще ничего не нашлось, и Уэссекс швырнул его на землю. Потянулся было к сюртуку Уорлтока, когда вдруг заметил, как что-то сверкнуло в пене кружевного жабо лорда. Уэссекс быстрым движением сорвал с шеи барона длинную золотую цепь и отступил на шаг, со все возрастающим ужасом и отвращением глядя на то, что держал в руке.
Это был монокль, точно такой же, которым мог бы щеголять любой человек поколения Уорлтока… Но монокль особенный. И Уэссекс точно знал, что барону он не принадлежал.