– Здесь еще было личное оружие… – сказал он, показывая на бокс.
– Там был нож и несколько блестящих вещичек, которые хранятся у меня в кабинете в замке Гудроф.
Майор выключил аварийное освещение и выбрался на плоскость. Осмотрел с ее высоты изуродованный корпус перехватчика. Задняя треть, вместе с хвостовым оперением и колпаками антенн, была отделена от корпуса и стояла на деревянных подставках.
– При ударе колесница развалилась на части, и все вместе они катились почти пятьсот ярдов. Если бы не огромный валун, крепко сидевший в глинистой земле, колесница могла бы уцелеть.
– Возможно, – согласился майор. – Я все еще плохо помню, как садился, и, самое главное, я не могу вспомнить, что явилось причиной аварии… И куда же подевался капитан Руммель?
При свете чадящих факелов он еще раз осмотрел корпус, затем спустился на земляной пол и, взяв стоявшую у стены деревянную лестницу, перенес ее к хвостовой части машины.
Едва забравшись наверх, майор сразу заметил аккуратную пробоину с оплавленными краями. Даже с того места, где находился, Бекет точно определил ее калибр. Это была семидесятипятимиллиметровая штатная пушка «литцера». Об этом свидетельствовали и оплавленные края пробоины, снаряды других систем броню попросту рвали.
– Это что же получается? – вслух произнес Бекет, снова забыв перейти на ансольтский. – Это что же получается? – повторил он. – В меня стрелял ведомый? Майк Руммель?
Бекет спустился на землю и убрал лестницу к стене, напряженно прокручивая в мозгу возможные варианты.
В конце концов майору пришлось признать, что роковой выстрел был сделан его ведомым – капитаном Руммелем. Бекет даже вспомнил разговор, состоявшийся между ними вскоре после того, как авиакрыло специальной службы перешло со старых истребителей на «литцеры».
Руммель тогда восхищался совершенной машиной и утверждал, что она неуязвима благодаря броне и удачной компоновке самых ответственных узлов, на что Бекет, в свойственной ему манере тотального превосходства, указал ему уязвимое место.
«Смотри сюда, Майки, всаживаешь в горб бронебойный снаряд, он прошивает главный генератор, затем блок аварийного управления – и все, эта красота превращается в кусок неуправляемого железа».
«Возможно, ты прав, – ответил тогда озадаченный Руммель. – Но ты попробуй зайди к „литцеру“ в заднюю полусферу».
«Тут я с тобой согласен, „литцер“ машина сверхманевренная…»
Прелат ждал у входа. Майор подошел к нему, поправил фуражку с кокардой и спросил:
– Вас когда-нибудь предавали, господин прелат?
– Серьезно – никогда. Я стараюсь никого не подпускать к себе настолько близко, чтобы потом жалеть об этом. А по мелочи случалось: сбегали сержанты, один управляющий, а однажды хороший кузнец уехал к другому прелату, хотя за его обучение я платил деньги заезжему мастеру. Но ты, мэйджор, видимо, имеешь в виду совсем другое?
Бекет кивнул.
– И причиной падения твоей колесницы стало предательство?
– По-другому никак не получается, – со вздохом признался майор.
Внезапно за дверью послышался топот и крики Тревиса:
– Ваша светлость, надо уходить! Ваша светлость, чужие на дороге!
Прелат распахнул дверь, и Тревис едва не сбил своего господина с ног.
– На какой дороге?
– Со стороны Сретенги, ваша светлость! Самокатные коробки и два железных великана, ваша светлость! Разве такое бывает, а?!
Лицо Тревиса было перекошено, губы тряслись. Этот человек мог не задумываясь принять смерть за своего господина, но одно дело пехота, конница, абордажная команда, и совсем другое – мифические чудовища, о которых знал только из сказок.
– Ладно, идем… – коротко бросил прелат. За сегодня он уже устал бояться.
Водитель броневика миновал очередную яму, глянул в панорамный экран и объявил:
– Вот она, ваша деревня, выметайтесь и топайте дальше пешком! Там вам не будет ухабов!
За время недолгого пути он выслушал немало претензий насчет навыков его вождения и теперь был зол на солдат.
Бригадир команды выглянул в смотровую щель, затем открыл люк и высунулся по пояс.
– Да, это «селение пятьсот семнадцать»…
Включив связь, бригадир дунул в нашлемный микрофон и объявил:
– Бубс, выходи к югу! Лаварт – на север, ну а ты, Лысый, вывози свою коробку на запад.
– Я не лысый, я просто постригся! – запротестовал Лысый.
– Нет, пока ты не вернешь мне деньги, все в бригаде будут называть тебя «Лысым».
– Але, пехота, мы вам не очень мешаем?! – раздался недовольный голос одного из пилотов пары роботов, стоявших на дороге позади расползавшихся бронетранспортеров.
Бригадир неспешно повернулся и всем своим видом продемонстрировал удивление.
– Л-моё, собаки лесные! А вы чего приперлись?
– Мы и вернуться можем… – пробурчал пилот, и его машина покачнулась, словно собираясь разворачиваться.
– Ладно-ладно, шучу. Выдвигайтесь вон на те два холма – присматривать будете.
«Куксдоги» сошли с дороги и двинулись по проложенной бронетранспортерами неглубокой колее.
– Внимание, напоминаю, по прибытии на позицию всем докладывать! Никакой самодеятельности я не допущу!
Еще раз оглядевшись, бригадир закрыл люк и вернулся на место.
– Я не понял, а чего мы стоим, Бродик? Или ты думаешь, что уже приехал?
– Я думал, вы прогуляться хотите, – ухмыльнулся обиженный водитель.
– Ты у меня сейчас прогуляешься, шутник. Тоже звание «лысого» получишь.
– Лысый-два! – воскликнул крепыш Сандерс, и все засмеялись.
Водитель резко дернул машину, надавил на газ и зарулил в очередную глубокую рытвину.
Смех десанта оборвался и сменился ругательствами.
Они проехали еще метров двести, броневик остановился, пехотинцы начали выбираться на воздух.
Перепуганные жители деревни наблюдали за происходящим из окон.
Один за другим командиры отделений стали докладывать бригадиру о прибытии на исходные позиции.
– Разворачивайтесь в цепи и ждите приказа!
Во дворах залаяли собаки, но как-то осторожно, без огонька.
Бригадир поправил на ремне автомат, смахнул со шлемного бронестекла прилипшую травинку и связался с командиром эскадры:
– Это Чумаченко, сэр! Вверенное мне подразделение прибыло к «селению пятьсот семнадцать». Войска развернуты, готовы начинать.
– Очень хорошо, бригадир, начинайте.
– Слушаюсь, сэр!