Олег сбежал по лестнице, внизу слышен победный рык ощутивших добычу тварей, в нижнем зале монахи отбиваются уже с трудом, слишком ошеломленные, что в их доселе несокрушимую твердыню ворвался враг.
Монахи сразу ощутили мощь новичка, он с легкостью подхватил палицу из рук упавшего великана брата Гелана, под его ударами кости чужаков затрещали, как сухой хворост. Звери выли, корчились, отступали с перебитыми лапами, другие вообще тяжело рушились на пол с расколотыми головами.
— С Божьей помощью, — выкрикнул кто-то обрадованно, — мы их не допустим...
— Бог все видит...
Однако отступили под звериным натиском. Дубина Олега крушила черепа, чудовищ осталось меньше, но в распахнутые двери вдвинулись новые, еще мощнее пахнуло лютой стужей.
Сверху донесся шум схватки, прорезался отчаянный вопль:
— Обошли с крыши!..
Кто-то закричал еще отчаяннее:
— Спасайте брата Септимия!.. Брата Септимия!
И еще несколько голосов со всех сторон:
— Брата Септимия!
— Не допустить в его келью!..
— Все спасайте...
Олег начал оглядываться, чтобы не зашли со спины, монахи тут же попятились под новым натиском. Он скривился, слишком охотно люди признают над собой руководство, а он давно перерос тот возраст, когда нравится командовать.
К нему доковылял грузный монах, кровью залито все лицо, одна рука бессильно висит вдоль тела, в другой дубина едва ли меньше, чем у Олега.
— Отходите наверх!.. — прохрипел он. — Только не допустите к брату Септимию! Только не допустите...
Олег крикнул:
— А что с ним?
— Ранен!..
Сверху спустился настоятель, на нем поблескивают, обрызганные святой водой, толстые латы из двойной кожи, на голове — простой шлем, а в руке дубина.
Он сразу вскрикнул гулко:
— Ранен?
— Надо сейчас же к брату Септимию!..
Олег огрызнулся раздраженно:
— Здесь вон пятеро монахов полегли, защищая лестницу... а что мне один раненый...
Настоятель оглянулся, лицо приобрело мертвецкий оттенок, словно вся кровь отхлынула в пятки.
— Вы... не знаете? Этот мир стоит до тех пор, пока здесь идет чтение Святой книги!
Рядом захрипел и пошатнулся раненый монах, Олег нахмурился.
— Если чтец ранен, пусть читает другой. Или все неграмотные?
Настоятель вскрикнул в муке:
— Нас только трое в здании! Остальные там, у входа, стараются не пропустить... Все сражаюся, все! А один — читал. Сегодня Господь примет брата Мелеция...
Он старался поддержать раненого, но тот полз по стене на пол, изо рта хлынула кровь, но на лице проступило просветленное выражение. Из глаз пошел свет, как будто их нет вовсе, а только источник неземного света в черепе. Олег придержал ему голову, после паузы медленно надвинул веки на глазные яблоки. Свет померк.
— Что будем делать?..
— Пойдемте быстрее, — велел Олег. — Если я собаке смог заживить лапку, то чем монах хуже собаки?
Он вслед за настоятелем ворвался в келью, сердце Олега сжалось. Еще с порога он все увидел и оценил: двое ледяных чудовищ с разбитыми головами, один все еще слабо дергает ногами, брат Септимий, изможденный ночными бдениями и постами, читает книгу, спотыкаясь и с каждым словом слабея голосом. Правая рука его зажимает рясу на груди, там расплывается темное пятно, между пальцами сочится кровь.
Настоятель с надеждой оглянулся на Олега.
— Целитель, ты сможешь спасти... или хотя бы дать силы на какое-то время?
— Нет, — ответил Олег мертвым голосом. — Лечение забирает силы, а у него их меньше, чем у комара. Держится на последних каплях. И сейчас умрет...
Настоятель вскрикнул:
— И брат Септимий? Мы погибли!
Олег сказал после паузы, когда в тишине звучал уже упавший до шепота голос умирающего монаха:
— Иди к рыцарю.
Настоятель не понял, чем может помочь доблестному герою, но послушно ухватил палицу и ринулся к двери. Когда за ним захлопнулась дверь, Олег медленно и с великой неохотой повернулся к брату Септимию.
Губы монаха еще двигаются, но с них не слетает ни слова. Восковая бледность медленно покрывает лицо, грудь приподнялась и застыла. Глаза начали стекленеть.
Олег вздохнул и провел ладонью по лицу монаха, надвигая веки на невидящие глаза.
Тяжелые удары, от которых Томас довольно долго уклонялся, в свою очередь рассекая нападающих острым мечом, зацепили шлем. Он слетел со звоном, ледяной холод замораживал вскипающий пот на лбу. От грохота ломило уши, он чувствовал, что по нему лупят, как по наковальне, руки и ноги налились тяжестью, движения потеряли скорость и четкость, он двигался так же тяжело и медленно, как ледяные чудовища, но их больше, они на голову выше и втрое сильнее...
Он понял, что обречен, но продолжал сражаться со всем мужеством, что еще оставалось в избитом ноющем теле.
Внезапно сверху упал, как огненный меч, острый солнечный луч. Звери тупо остановились, на самом крупном задымилась шкура. Он взвыл и, вскинув палицу, ринулся по ступеням монастыря к выбитым воротам. Остальные бросились за ним, Томас сквозь кровавую пелену в глазах лишь проводил их взглядом.
Ослепляющий свет ударил из монастырских врат. Волна горелого мяса достигла Томаса, он поднялся на дрожащих ногах. Тучи разошлись, яркий свет упал на поверхность превратившейся в мертвую льдину земли, тут же с шипением взвились клубы пара, скованные льдом глыбы начали стремительно таять, опускаться, превращаясь в зловонное болото.
В лицо ударил смрад, Томас закашлялся в омерзении, зловонное месиво вспучивается, бурлит, однако солнечный жар неистово выжигает сырость с каждым мгновением. Томас ошалело увидел, как почва быстро затвердела и даже начала лопаться от жара, из трещин выстреливают зеленые стебельки, поднимаются на дрожащих ножках, торопливо выпускают листочки.
В считаные мгновения трава покрыла землю плотным ковром, укрывая ее от жара, а закатное солнце тут же умерило жар. Томас дрожащими руками попытался снять шлем, сообразил, что шлема давно нет, по лицу текут соленые струйки пота, спина промокла так, словно вылез из грязевого источника, а в сапогах хлюпает.
Рукоять меча выскользнула из потной ладони. Он хотел нагнуться за ним, но побоялся, что упадет следом.
Из здания вышел, нехотя спускаясь по ступенькам, Олег. На ходу отряхивал руки, будто держался за что-то грязное, лицо раздраженное, злое, глаза сверкают, готов разорвать всякого, кто подвернется под руку.