Они ринулись друг другу навстречу с той же яростью, будто она копилась в них всю прошедшую жизнь. На трибунах затихли, застыли, никто не шевелился, даже облака и птицы в небе повисли неподвижно, и только двое закованных в железо всадников несутся, подобно двум катящимся с крутых гор огромным валунам, которым суждено столкнуться в тесной долине.
Томас целил в щит, но когда уверился, что Лангер укрепил щит и приготовился принять на него удар, успел в последний миг поднять копье, острие ударило в шлем. Лангера отшвырнуло на заднюю луку седла, он удержал копье и щит, однако толстые ременные завязки не выдержали, шлем взлетел и, кувыркаясь на ярком солнце, обрушился в толпу на трибунах.
Удар нечеловеческой мощи раздробил щит Томаса, он чувствовал себя так, словно в него угодил камень, брошенной катапультой, что дробит крепостную стену. Копье вылетело из ослабевшей руки, он с трудом удержался в седле. Конь сам донес Томаса на его край поля, встречающие расплываются перед глазами, будто в тумане, и покачиваются, словно на волнах. Рыжая голова Олега, он высится над оруженосцами и слугами, кажется втрое больше.
Подбежал один из придворных короля, граф Велезейн, спросил с беспокойством:
— Вы будете продолжать бой? Томас прохрипел:
— А... Лангер?
— Он потрясен, но, потеряв шлем, сохранил копье и щит, так что счет равен.
— Сразимся, — произнес Томас глухим голосом. — Если граф готов...
Приблизился Олег, буркнул:
— Он еще как готов. Ему уже несут шлем. Может, передумаешь?
Томас прошипел яростно:
— Ни за что! Как ты мог даже подумать такое!
На той стороне оружейники быстро заменили порванные ремни новенькими, граф Лангер обеими руками нахлобучил шлем и сразу опустил забрало. Ему подали копье и щит, он неотрывно смотрел на другую сторону поля. Томас за это время перевел дух, перед глазами перестало двоиться. Ему заменили щит и копье, герольд поинтересовался, готов ли он к новой схватке, Томас произнес надменно:
— Готов и сейчас и всегда во славу Пречистой Девы. Если граф Лангер не признается, что оболгал...
Герольд сказал торопливо:
— Я не стану пересказывать, что благородный граф Лангер предложил вам, сэр Томас, просто передам королю, что обе стороны к схватке готовы.
Прозвучал сигнал трубы, рыцарь-судья взмахнул мечом. Оба пустили коней вскачь, разогнались, на трибунах орали, только король сидел угрюмый и наблюдал сурово и нахохленно, втянув голову в плечи. Рыцари сшиблись на середине, снова громовой удар железа о железо, словно оба рыцаря ударились железными телами. Брызнула белая щепа, со свистом рассекла воздух, как будто стая белых голубей разлетелась в испуге. Зрители провожали щепки остолбенелыми взглядами, а потом повернулись и проводили взглядами обоих рыцарей, что придержали коней, остановили и повернули обратно, каждый отбросил обломок копья не длиннее полена.
Двое судей с каждой стороны по одному вскинули мечи, народ загудел, кто разочарованно, кто радостно, в предвкушении повторной схватки, а судьи помахали мечами и, за неимением белых флажков, означающих ничью, воткнули кинжалы в специально высверленные дырочки в бревне.
Томас вернулся, покачиваясь в седле. Олег поддержал, сказал рассерженно:
— Может, хватит?
— Нет...
— Ты свалишься раньше, чем он дотронется до тебя копьем!
— Это он... свалится, — донесся прерывистый шепот из-под шлема.
Олег раздраженно выругался. Подбежал рыцарь, присланный королем, поинтересовался, будет ли Томас продолжать бой. Томас ответил с гордостью, достойной самого Врага рода человеческого:
— Если граф готов, то почему откажусь я?
Рыцарь унесся, и почти без передышки протрубили призыв появиться на краю поля. Томас принял из рук сочувствующих копье, зажал под мышкой и пустил усталого коня к месту старта. Судья взмахнул мечом, Томас прошептал коню в опущенные уши:
— Последний бой... После него ты будешь отдыхать долго-долго. Только сейчас не опозорь...
Конь прянул ухом, копыта застучали, Томас собрался с силами, тело напряглось, как будто превратилось в камень, страшный удар, что вышиб из него дух, в глазах потемнело, грохот ударил в череп и едва не разломил его. Он сам не понял, каким чудом удержался в седле, помогла выучка жарких боев в Святой Земле, где упасть — верная смерть. Конь остановился, дрожа и растопырив ноги. Томас ощутил, что он сейчас упадет, начал поспешно освобождать ноги из стремян.
А граф Лангер, тоже потрясенный ударом, словно в него угодила наковальня, долго пытался удержаться в седле, уже свесился с коня так, что загребал руками землю, но все еще невероятными усилиями удерживался, даже не выпускал из руки тяжелого копья, однако подпруга, не выдержав такой нагрузки, снова лопнула, опозорив его вторично, и он с силой ударился о землю, перевернулся дважды и остался на спине, обессиленно раскинув руки.
Томас вскрикнул:
— Победа!
Он хотел соскочить на землю, но сил не осталось, он почти сполз, но конь вздохнул благодарно, а Томас сделал шаг в сторону распростертого графа, до него еще десяток шагов... и вдруг граф вскочил на ноги, как ошпаренный, в его руке моментально оказался меч.
— Сдавайтесь, граф! — сказал громко Томас. Дыхание обжигало горло, он задыхался, но старался, чтобы голос звучал по возможности ровно. — Признайтесь, что оболгали меня, и король вас простит. Я тоже прощу... по-христиански.
Граф ответил руганью, а к Томасу метнулся, как взбешенный тур. Взметнулся меч, Томас едва-едва успел подставить щит, но удары посыпались со всех сторон. Граф, оказывается, с одинаковой мощью лупит и справа и слева, его меч не просто доминировал в воздухе, казалось, только у него он и есть, а Томас лишь содрогался от яростных ударов, вздрагивал и отступал, вздрагивал и отступал.
Граф взревывал, как разъяренный бык, Томас слышал яростное сопение, тяжелые удары сотрясали его от макушки до пят, левая рука со щитом онемела. Меч графа длиннее на целую ладонь, шире, и, когда прорезает воздух, на трибунах вскрикивают, кто в страхе, кто в восторге. Тяжелый удар, Томас вовремя подставил щит, однако в левое плечо резко кольнуло болью.
Узкая щель в шлеме не позволит посмотреть на рану, но граф пустил первую кровь, радостно орет, потряс мечом, вызвал на трибунах вопль ликования, снова насел с удвоенной яростью. Томас задержал дыхание, неожиданно шагнул вперед и сам нанес несколько торопливых ударов, слабых, но чтобы остановить графа, как-то нарушить победный ход, а ближний бой вроде бы благоприятнее для того, у кого меч короче...
Длинный меч на длинной рукояти дает преимущество на дальней дистанции, но и у него, Томаса, меч не настолько короток, чтобы сойтись вплотную и успеть ткнуть, как кинжалом. Граф отпрянул, Томас ощутил его беспокойство, воспрянул духом и постарался обрушить удары, целясь в шлем. В плечо покалывает, теплая струйка поползла по груди. Рана вряд ли серьезная, на силе рук не сказывается, но если бой затянется, то трудно сказать, насколько ослабеет...