На другой день Олег чуть ли не пинками разбудил Рыцаря Храма, напомнил о его орденском уставе, как будто знает, что это, и Томас полез на коня, намереваясь завтракать на ходу, калика объяснил, что настоящие мужчины делают именно так.
Лес становился все реже, воздух свежее, а когда однажды деревья вообще отступили, Томас обнаружил, что они едут по суровому предгорью. Олег тоже обратил внимание на гранитные скалы, ущелья с изрезанными трещинами стенами, где в щелях ухитряются расти сосенки и другие неприхотливые деревца, искривленные, цепкие, живучие.
— Хорошо, — произнес он с удовольствием.
Томас огляделся по сторонам.
— Что именно?
— Горные ручьи, — ответил Олег, — даже водопады... Как-то забываешь, что здесь вся страна — сплошное болото, покрытое туманом.
Томас ощутил себя уязвленным.
— А что, сарацинские пески лучше?
Олег всерьез задумался.
— Вообще-то там неплохо, однако... болот в Сарацинии не хватает.
— Да ну? — спросил Томас.
— Верно, верно. Когда их много — плохо, когда совсем нет, то... недостает. Ты эта... не отставай уж очень! Какие вы все, рыцари, черепашистые.
Сам он ухитрялся на ходу стрелять дичь, но всякий раз тщательно выбирал молодого и жирного гуся или такого же зайца, ни разу Томас не видел, чтобы у него зверь уполз раненым или покалеченным. Он часто выезжал вперед, возвращался обычно с добычей.
Сейчас вернулся хмурый, сказал с раздражением:
— Снова болото! В который раз!
Томас спросил удивленно:
— Да, болото. Ну и что?
— А ничего, — огрызнулся Олег. — Вся Британия в болотах, всяким разным жабам нравится. Самые крупные так вообще в восторге! А я как вспомню жаркие земли Палестины, где по полгода ни капли дождя, где и слова такого, как «болото», не существует...
Томас вздохнул.
— Не береди душу, — сказал он. В голосе помимо грусти прозвучала и металлическая нотка. — В Палестине Святая Дева Мария родила благословенного сына, но только здесь, в болотистой Европе, его приняли всем сердцем! А там, в Палестине, поселилось зло и неверие.
— А почему там климат лучше? — коварно спросил отшельник.
— Господь посылает нам испытание, — ответил Томас сурово. — Вот этими болотами, гнилью, комарами, зимним холодом... А на тех, кто в Палестине, махнул рукой. Так что еще увидишь, где в конце концов будет лучше!
Он говорил с такой убежденностью в голосе и взоре, что Олег ощутил, как сдвинулись незримые пласты в мироздании, на них воздействует новая странная мощь, именуемая христианством, и мир уже никогда не будет прежним.
Но все равно, как бы ни чувствовал себя куликом на родном болоте, туманы раздражают. Вообще-то привычные, какая же Британия без туманов, но кто побывал в Святой Земле, тот прекрасно понимает, что вообще-то можно прожить и без туманов, без болот, без ненастной погоды, без постоянного моросящего неделями дождя. Олег всякий раз снимал лук, когда впереди показывался туман. Натягивал тетиву и ехал так, с наложенной стрелой, а Томас нахлобучивал шлем и даже опускал забрало.
Приходилось ночевать под открытым небом, Томас ложился, не снимая доспехов, а рукоять меча всегда оставалась под рукой. Олег вообще почти не спал, утром поспешно завтракали и пускались в путь. Почти ежедневно на них пытались нападать разбойники, но достаточно было показать обнаженные мечи, те понимали, что схватка будет жестокой, и отступали.
Хотя крупные шайки пробовали навалиться. Тогда Олег быстро и страшно бил из лука. Меньше половины из нападавших успевали добежать до рукопашной, где грозный Томас встречал мечом и ревел в боевом гневе, так что двух-трех ударов хватало, чтобы рассеять любой отряд.
После каждой схватки Олег неприкрыто любовался Томасом, что рыцарю определенно льстило. Миллионные армии восточных владык, поражающие воображение, просто немыслимы в разодранной на множество королевств, княжеств, герцогств и графств Британии. Крупную армию просто не прокормить, здесь нельзя оперировать большими силами. На крохотных пространствах просто невозможно, так что число в Европе ушло с римлянами, теперь же все зависит от отдельных бойцов.
Конный всегда сильнее пешего, а если конный еще и рыцарь — ему нет равных. Все ориентировано на рыцарскую экипировку: лучший конь, лучшее оружие, лучшие доспехи да плюс воинская выучка — рыцарь еще с юного возраста пажа учится владеть оружием, усмирять коней. В возрасте оруженосца принимает участие в сражениях, так что когда получает золотые шпоры рыцаря, он один стоит не одного десятка простых конников или десятков пехотинцев.
А когда нет войн, хмуро подумал Олег, что вообще-то редкость, рыцарь участвует в рыцарских турнирах, странствует в поисках драк и приключений, постоянно поддерживает в себе высокий воинский дух и готовность бестрепетно обнажить меч. Так что Томас не случайно стоит целого воинского отряда. Много денег вложено в его обучение, доспехи, оружие, коня, зато потом все окупается с лихвой. Да и прокормить отряд потруднее, чем одного рыцаря.
— Что смотришь? — спросил Томас с подозрением.
— Просто любуюсь, — ответил Олег честно.
— Что-о-о-о? — спросил Томас грозно. Он торопливо оглядел себя. — Это в каком смысле?
— Хорош, — объяснил Олег еще искреннее. — Так хорош, что просто уже и нельзя лучше. Вон доспехи как сияют! Хоть и побитые.
Томас перевел дыхание.
— А, ты о доспехах... Я уж подумал, меня так обозвал.
Как-то полдня ехали через лес, когда из-за деревьев, из кустов, даже из высокой травы выглядывали широкие жуткие лица. Томас никогда не понимал тех сеньоров, что держат при замках маленьких уродцев, горбунов или карлов: когда другие хохотали, он морщился и отворачивался, брезгуя смотреть на человеческие уродства. Сейчас эти уродцы, уже вызывающие не жалость, а страх, страшно корчат и без того отвратительные рожи, скалят зубы и потрясают копьями и топорами.
Олег заметил его застывшую гримасу, обронил:
— Это не уроды.
— Почему? — переспросил Томас.
— Они такие и есть, — пояснил Олег. — Это не уроды, это такой народ. Не понимаю, откуда они снова здесь... Ведь исчезли же настолько давно, что не могу сказать, как давно...
Из-за дерева вылетел дротик, Томас небрежным движением принял на щит. Щелкнуло, дротик исчез в траве, но, когда проезжали мимо группы деревьев, с веток посыпался целый град стрел, дротиков и даже камней. Томас выругался и, прикрываясь щитом, поспешно подал коня в сторону. Стрелы отскакивали от доспехов, застревали в конской сбруе.
Олег что-то прокричал карликам, те ответили глумливым хохотом. Он прокричал снова, строже, в ответ его забросали камнями. Он догнал Томаса, лицо удрученное, хмуро молчал, пока неслись вскачь, выбирая голые места, подальше от деревьев и кустов, избегая даже зарослей густой травы, что вымахала коню по брюхо. Томас поглядывал на Олега с хмурым сочувствием.