— А в чем ошибка?
Томас взял из его руки меч, взвесил на ладони, сделал несколько взмахов. Принц следил неотрывно, Томас остановился, вернул ему оружие.
— Я сражался в Святых Землях, где у сарацин совсем другое оружие. Я сражался с разными народами, у одних мечи длинные и узкие, как ножи, у других — загнутые, как орлиные клювы, у третьих заточены только с одной стороны, у четвертых... словом, у каждого свои приемы, основанные на размере, весе, способах заточки. Сарацинский меч легок, я им рассекал платок из тончайшей ткани, подброшенный в воздух, зато этим вот мечом я могу перерубить железную рукоять топора!.. У вас именно такой меч. Фехтовать им не удастся, все ваши движения должны быть строго выверенными и рассчитанными на два-три движения вперед: рыцарский меч тяжел, если противник увернется, вы можете «провалиться», упасть, даже улететь за своим мечом...
Принц слушал со скептической ухмылкой, но, когда заговорил, голос был серьезным и достаточно почтительным:
— Но это все-таки меч, а не топор или молот, не так ли?
Томас покачал головой.
— У рыцарского меча то же назначение, что и у боевого топора или молота. Он предназначен раскалывать стальные панцири, стальные шлемы. Сарацины редко носят тяжелые доспехи, потому у них мечи легкие и очень острые, вовсе не для того, чтобы рубить железо, а наши мечи... увы, это те же колуны. Потому такие тяжелые, толстые и длинные. Острота лезвия значения не имеет. Глупо затачивать до остроты бритвы то, что при первом же ударе о стальной панцирь превратится в... сами понимаете, во что.
Принц не сводил с него пристального взгляда.
— Но вы своим мечом не раскалывали панцири, когда на вас напали!
— Совершенно верно, ваше высочество, — согласился Томас. — Но это уже вторая ступенька владения оружием. Когда привыкнете махать мечом без устали от завтрака и до обеда, можно учиться попадать в сочленения доспехов. Здесь нужна большая точность, потому нужна очень твердая и верная рука, а ее можно выработать только долгими упражнениями. Очень долгими! И если ваши наставники вам говорят, что вы уже хорошо владеете оружием, что ж... им так хочется поверить, правда?
Он церемонно поклонился, взгляд постарался сделать при всей почтительности холодноватым и отчужденным. Принц в растерянности оглянулся на молчаливого наставника.
Томасу как герою дня представляли гостей герцога, все стремились познакомиться с таким отважным и могучим рыцарем. Он отвечал на приветствия, забывал имена сразу же, едва называли следующего. Непонятно, как герцогу удается запоминать по двадцать-тридцать человек в день, для этого нужна голова больше, чем у коня, но у герцога голова хоть и поменьше, но как-то справляется, а Томас только кивал, улыбался, снова кивал, да и пусть, все равно утром поедут дальше.
Леди Жанель подхватила его под руку, Томас поулыбался ей, она усадила его рядом, сияющая и веселая, проворковала томно:
— Сэр Томас, вы всех женщин просто очаровали!
— Надеюсь, — пробормотал он, — эти чары не противоречат учению святой церкви?
— Ах, — ответила она еще обворожительнее, — вы все шутите! Все только и говорят о вашем подвиге!
— Да, — ответил он вежливо, — слушать это пение целый час — это больше, чем подвиг. Это мученичество!
Она отмахнулась с той же улыбкой:
— Вы все шутите, доблестный герой. Подвиг — это ваше беспримерное сражение с этими ужасными людьми.
— Господь все видит, — ответил он благочестиво. — Что бы я делал без его помощи?
Она сказала загадочно:
— Надеюсь, вы не всегда призываете высшие силы?
— Только когда забуду, — ответил он честно. — А так вообще-то стараюсь идти с Господом в сердце.
Она капризно надула губки.
— Не слишком ли вы с ним неразлучны? Иногда приходится таиться от всех, даже от Господа. Я имею в виду дела амурные... Или вы блещете только в битвах и сражениях? Вы слышали, граф Удельгейс объявил большой турнир по случаю объединения его земель с владениями барона Цеппелина.
— Нет, — ответил Томас. — Не слышал.
— Большой турнир, — сказала она мечтательно, — приедут сотни рыцарей в сверкающей, как солнце, броне! Будут звучать с утра до ночи песни менестрелей, крики герольдов, зеленые поля расцветут красными, оранжевыми и желтыми шатрами, на богатых повозках прибудут яркие и прекрасные женщины, прославленные красавицы... О, дорогой Томас, в этом месте ваши глаза заблестели!
Томас сказал с неловкостью:
— Я уехал из Кастла в преддверии турнира, куда уже начали съезжаться все эти красавицы.
— Вас заставили? — спросила она сочувствующе, с правого плеча платье сдвинулось вниз по белой руке, обнажая чистую девственную кожу. — И никто из красавиц вас не вознаградил за потерю?
Он сказал деревянным голосом:
— Леди Жанель, рыцаря может заставить только его долг. Превыше всех турниров долг, который заставил меня выступить... да, выступить! И, к сожалению, не дающий мне насладиться гостеприимством любезнейшего герцога.
— Долг? — спросила она с непониманием.
— Именно, — подчеркнул он. — Долг рыцаря — борьба со Злом!
— Ох, — сказала она в испуге и красиво округлила глаза. — Вы борец со Злом?
— Именно, — ответил он гордо и выпячил подбородок. Подумал, выпятил грудь, а потом потирался раздвинуть плечи еще шире. — Со Злом надо бороться. Если не мы, рыцари, то кто?
— Какая у вас красивая жизнь, — сказала она восторженно. — Вы такой отважный... Вы ведь отважный, да?
— Стараюсь, — ответил он скромно. — Обо мне отзываются с уважением прославленнейшие в боях рыцари, среди них есть и монархи, руководившие крестовым походом в Святые Земли за освобождение Гроба Господня.
— Ах, — сказала она с гримаской неудовольствия, — стоило ли молодым и сильным мужчинам уезжать так далеко за моря, чтобы там сложить в жарких песках головы? Для молодых и сильных есть возможность борьбы за правое дело и здесь, в Британии.
Томас ощутил в воздухе нечто такое, что калика называл угрозой, где здесь ловушка, не понял, но опасность явно приближается, и он повернулся спиной ко входу на балкон. Солнце опускается к горизонту, на залитом кроваво-красным небе стал заметным очень далекий замок, отсюда выглядит совсем черным, угрожающим. Томасу почудилось, что видит узкие бойницы в башнях, по спине побежали мурашки. Замок, именно замок, а не его обитатели, наблюдает за ним холодно и враждебно.
— Чей это замок? — поинтересовался он. — Мне кажется, его хозяева не очень любят соседей.
Жанель прощебетала игриво:
— Тот замок, по слухам, пуст.