– Запиши его имя, - велел благочестивый помощнику.
– Баллиум, - пробормотал бедняк, неловко поклонился и приготовился уйти, но замялся, не сводя взгляда с кошелька и кучки монеток в руке благочестивого и беспрерывно облизываясь.
Пристально глядя на него, Гозитек отобрал несколько монет. Остальное он отдал своему помощнику у ящика с пожертвованиями, а отложенные медяки стал ссыпать обратно в кошель. Однако остановился и протянул помощнику еще и половину того, что осталось. Гозитек возвратил владельцу кошелек всего с тремя монетками, и то не сразу выпустив его из рук.
– Ты останешься должен, Баллиум,- строго проговорил Гозитек. - Индульгенция куплена, и ты освободился от целого года пребывания в Фуге, но такая индульгенция стоит всего содержимого твоего кошелька, потому что жертвовал ты неохотно и утаил вторую серебряную монету. Я оставил тебе три монеты. И пять ты должен пожертвовать Селуне, чтобы выкупить индульгенцию.
Вцепившись в кошелек и без конца кивая, бедняк заковылял прочь. А помощник благочестивого не удержался и хихикнул.
* * *
– А чем лучше Нелликт и его банда? - спросил Джарлакс, нагоняя дворфа уже почти у самой их лачуги.
– Нелликт тоже дурак и мерзавец, - буркнул Атрогейт. - Почти как эти здесь.
– Тем не менее, ты служил ему и Цитадели Убийц.
– Лучше служить, чем воевать с этими гадами.
– Значит, дело в прагматизме.
– Если б знал, что это значит, сказал бы «да» или «нет». Это чего, религия такая, что ли?
– Нет, просто практичность. Тебе надо обеспечить себя, вот ты и делаешь то, что скажут.
– А чего, все остальные не так, что ли?
– Отчасти да, - засмеялся Джарлакс. - Но мало у кого это становится жизненным принципом.
– Может, у меня ничего другого не осталось.
– Опять ты говоришь загадками, - заметил дроу, но Атрогейт сердито поглядел на него, и Джарлакс шутливо поднял руки. - Знаю, знаю. Ты не хочешь об этом говорить.
– Ты когда-нибудь слышал о Фелбарре? - вздохнув, спросил Атрогейт.
– Это дворф?
– Это место такое. Твердыня Фелбарр.
Джарлакс на минутку задумался, потом кивнул:
– Да, это дворфская крепость… восточнее Мифрил Халла.
– И южнее Адбара, - подсказал Атрогейт. - Это был мой дом, мой город, никогда не думал, что буду жить в другом месте.
– И что же?
– Орки. Много их было, напали внезапно - не помню даже, сколько лет тому назад. Вроде недавно и все же очень давно, если ты понимаешь, о чем я.
– Значит, орки уничтожили твой дом, и с тех пор тебе пришлось скитаться? Но ведь наверняка остался кто-то из твоей родни. Может, их разбросало по свету, однако…
– Не, они вернулись в Фелбарр. Выперли орков не так давно…
Заметив, каким тяжелым стал взгляд Атрогейта, Джарлакс прекратил расспросы. Он почувствовал, что заставил дворфа разбередить болезненные воспоминания, и решил не давить.
Но к удивлению и удовольствию дроу, Атрогейт стал рассказывать дальше, его будто прорвало.
– У тебя мелкие есть? - спросил дворф.
– Дети, что ли? Может, и есть, да я не знаю,- улыбнулся Джарлакс.
– Это ты зря.
И Джарлакс с изумлением увидел то, чего никак не ожидал увидеть, - глаза Атрогейта увлажнились.
– Значит, у тебя были дети, - осторожно предположил дроу, - и их убили орки.
– Боги мои, всех до единого, - сказал Атрогейт, глядя вдаль. - И мою Гергали тоже. Какая была женщина! Благословение Шариндлара, другой такой нет.
Он прикрыл глаза и замолк, а Джарлакс с тревогой смотрел на него, размышляя, не зря ли он затеял этот разговор.
– Ну вот, теперь ты все знаешь, - сказал Атрогейт и, открыв глаза, поморгал. Слез больше не было, к дворфу вернулся привычный диковатый вид. - Орки всех их перебили. Мой младшенький, Дрентро, умирал у меня на руках. Пф, будь проклят Морадин и все боги за то, что допустили такое! В общем, нас выгнали, но тупые орки крепость удержать не смогли, передрались между собой. Мой король призвал нас к сражению, но я не пошел. Знаешь, они так удивились.
– Да уж, Атрогейт не из тех, кто боится сражений.
– Вот это в точку. Но тогда было по-другому. Просто не мог я туда вернуться. Не мог. Ничего у меня там не осталось. Ну, они отвоевали Фелбарр, только это больше не мой дом.
– Но может, сейчас, ведь столько лет прошло…
– Не. Тех, кто видел нашествие орков, и в живых-то уж никого не осталось. Я ведь очень старый, эльф, ты не поверишь, какой старый, но память дворфов живет еще дольше. Нынешние парни из Фелбарра меня не примут, да и не хочу я к ним. Дубины! Тогда, триста лет назад, во время первой попытки отвоевать Фелбарр, я сказал «нет» и меня обозвали трусом. Представляешь, эльф? Это мои-то соплеменники! Решили, я орков испугался. Да я даже драколичи не боюсь! А они думают, Атрогейт трус.
– Потому что ты не принял участия в сражении? - спросил Джарлакс, решив не уточнять, как давно это было, чтобы не разрушать особое настроение.
На самом деле среди дворфов почти не было долгожителей старше трехсот лет, и, насколько знал Джарлакс, ни один в этом возрасте не сохранял такую силу и подвижность, как Атрогейт. Либо дворф напутал со временем, либо дело в чем-то другом.
– А я не мог вернуться в эту проклятую дыру, - ответил дворф. - В каждом уголке мне мерещился мертвый сородич.
– Значит, в тот день, когда пришли орки, Атрогейт умер, - сказал Джарлакс и по выражению лица дворфа понял, что прав. - Но если это случилось несколько веков назад, ты мог бы сейчас…
– Нет! - перебил Атрогейт. - Все кончено, навсегда. Ничего мне больше не осталось.
– И ты отправился на восток?
– Восток, запад, юг - какая разница? Лишь бы не там.
– А о Мифрил Халле ты, значит, слышал?
– Само собой, там ребята Боевые Топоры. Хороший народ. Они тоже потеряли свой дом лет через сто после того, как мы потеряли Фелбарр, но, я слышал, потом вернули его себе.
– Хороший народ? - повторил Джарлакс, прикидывая в уме, что Атрогейт не ошибся во времени, - дергары и сумеречный дракон действительно захватили Мифрил Халл около двух веков назад. - Может, чересчур хороший для Атрогейта? Или ты считаешь себя никчемным? Может, твои соплеменники были правы?
– Пф! - фыркнул Атрогейт с видом превосходства. - А что хорошо и что плохо, эльф? Да и вообще, какая разница? Все это игра, а боги смотрят на нас сверху и потешаются, и ты это знаешь не хуже моего!
– Поэтому ты сам надо всем смеешься и лупишь все, что подвернется под руку.
– Причем луплю неплохо, а?