Исследовательский звездолёт второго класса шёл в надпространстве. Экипаж спал в глубоком анабиозе, и кораблём управлял центральный автомат. Только лишённый эмоций мозг мог не замечать полную пустоту за бортом, которая, казалось, просачивалась сквозь стены корабля и наполняла его невидимым туманом. Ничто материальное не могло возникнуть в шестимерном надпространстве, отделённом от корабля мощными защитными полями. Там не было ни частиц, ни квантов энергии, ни магнитных полей. И когда в недрах корабля родился посторонний звук, вызванный внешними причинами, центральный автомат не сумел правильно оценить полученную информацию.
Вибрация возникла в машинном отсеке звездолёта в семь часов двадцать минут по корабельному времени. Захватив вначале ограниченный участок четвёртого генератора, она быстро распространилась на всё машинное отделение.
Центральный автомат дважды запросил данные от всех приборов слежения и контроля. Проанализировав весь огромный объём информации за считанные доли секунды, автомат отключил датчики вибрации как неисправные и направил к ним ремонтные автоматы. На корабле не было обнаружено ни малейшей причины возникновения вибрации. Внешнее воздействие среды невозможно, так как она попросту не существовала для кусочка обычного пространства, которым был корабль с его защитными полями. Следствие не бывает без причины. Значит, вибрации нет. Значит, просто отказали приборы. Их надо исправить. Во всей этой стройной логической цепи не могло быть ошибки.
До пробуждения экипажа по программе оставалось ещё четверо суток. Автомат следовал программе.
Программа никогда не нарушалась. Она была основным законом долгие месяцы полёта. Программа предписывала в непредвиденных ею ситуациях выйти из надпространства и включить аппаратуру пробуждения для дежурного навигатора. Срочное пробуждение всему экипажу давалось лишь в случае опасности. Опасности не было. Непредвиденной ситуации тоже. Просто из строя вышли датчики машинного отсека. Ремонтный робот разобрал их, доложил о полной исправности центральному автомату и собрал вновь.
Вибрация между тем захватила три соседних отсека и вошла в резонанс с плитами крепления генератора. По всем отсекам корабля завыли сирены тревоги, вспыхнуло панно особой опасности. Вибрация продолжала расти. Она уже трясла лихорадкой весь огромный корабль. Лопались стёкла приборов. Титаническая сила скручивала и рвала лестницы, корёжила переборки.
Центральный автомат боролся с неожиданной бедой как мог. Но он был всего лишь машиной. И слишком поздно вступил в борьбу. Никаких средств для подавления вибрации, возникшей без всяких причин, в программе не было. Центральный автомат в исключительных случаях имел возможность использовать резервные блоки для самопроизвольного программирования и дополнительного анализа. Огромная память машины хранила аналоги бесчисленных аварий всей истории звездоплавания.
Тысячные доли секунды понадобились автомату для использования дополнительных блоков и выдачи готового решения.
— Немедленно снизить скорость! Включить центральные двигатели на торможение!
Слишком поздно. Скорость снижалась медленно, и дополнительная нагрузка на корпус корабля от включившихся двигателей на какое-то время лишь увеличила амплитуду вибрации. Теперь она гнула переборки, сдвигала с места многотонные блоки с ядерным топливом, рвала бесчисленные сети коммуникаций. Все ремонтные автоматы работали на пределе своих возможностей. Шла борьба за жизненно важные центры корабля, за жилые отсеки, где в анабиозных ваннах лежали неподвижные тела людей.
Включились аварийные двигатели резерва с небольшим автономным запасом топлива. Они несколько уменьшили чудовищную скорость звездолёта, помогли ему выкарабкаться из надпространства. Отработав всё топливо, двигатели встали и были сейчас же катапультированы. Вибрация несколько уменьшила амплитуду колебаний. Она теперь не сминала переборки и не корёжила обшивку, зато разрушала микроструктуру кристаллов. Лопались и взрывались сегменты внутри самого центрального автомата, почти мгновенно отказали все приборы информации.
Разрушающийся центральный мозг сделал последнее, что он ещё мог и обязан был сделать ценой оставшихся в его распоряжении небольших резервов мощности, — он восстановил управляющие цепи анабиозного отсека и провёл команду на пробуждение экипажа его автономным механизмом. Сразу же вслед за этим разрушение захватило все сохранившиеся до сих пор логические цепи центрального корабельного мозга.
Это был конец. Потеряв связь с управлением, ремонтные роботы, обладающие дополнительным запасом прочности, метались по кораблю, всё разрушая на своём пути. Наконец и они затихли. Хрипели разорванные магистрали. Из трещин внутреннего слоя обшивки кое-где сочился жидкий гелий. В жёлтом свете аварийных ламп с потолка падали хлопья снега, но вскоре и они исчезли.
Практикант Райков видел сон. Это был странный сон, потому что в анабиозе не бывает никаких снов, а он точно знал, что находится в глубоком анабиозе. Тем не менее сон продолжался. Временами Практиканту казалось, что на полу отсека свернулся огромный белый удав. Он приподнимал своё свёрнутое пружиной тело и со страшным грохотом бил хвостом в переборки. Райков дёрнулся, стараясь освободиться от кошмара. Удав разлетелся по всему отсеку сотнями блестящих осколков.
— Ну что он?
— Приходит в себя.
— Слишком долго. Мне нужен весь экипаж. Сделайте ему ещё укол!
— Не могу, Навигатор. Придётся подождать или начать без него.
Очень не хотелось открывать глаза. Лежать было удобно, почти приятно. Но сознание включилось в реальность помимо его воли, и он уже понимал, что Навигатор не станет говорить так о втором уколе без серьёзной причины. Без причины, которая не сулила ничего хорошего. И рывком, словно прыгая с вышки в ледяную воду, Райков приказал себе открыть глаза.
— Ну вот. Теперь все в сборе. У тебя были неполадки с автоматом пробуждения.
Навигатор сказал это так, словно Практикант был виноват в плохой работе автомата.
— Осталось тридцать минут, потом поздно будет начинать торможение. Если проскочим орбиту, нам уже не повернуть.
— Какую орбиту? — одними губами спросил Практикант.
Разгром, царивший в анабиозном отсеке, заставил его снова на секунду закрыть глаза.
— Придётся ему объяснить, — твёрдо сказал Физик.
— Ты думаешь? Но время…
— Он должен всё знать. Он имеет на это право, так же как и каждый из нас.
— Хорошо, — сдался Навигатор, — тогда объясняй сам.
— Плохи наши дела.
Физик взял руку Райкова и крепко сжал её. Практикант обрадовался, что в отсеке горит тусклый аварийный свет и никто не может заметить, как ему сейчас нужна эта рука. Физик продолжал очень тихо, почти вплотную приблизив своё лицо к Практиканту: