— Не может быть, клянусь Селитой! — пробормотал Олен. — Я что, сплю?
— Нет, съешь тебя черви, — ответил Махрид Богалак. — Если не веришь, разожми руки, и шлепнешься обратно в зиндан.
— Вот уж ни за что! — Олен изогнулся, ступил на край люка, а затем и на пол коридора. — Саттия, живая! Как это здорово!
И неожиданно даже для себя он шагнул впереди и обнял девушку. Та вздрогнула, но попытки освободиться не сделала. Бенеш смущенно кашлянул и отвернулся, Махрид и стражники заинтересовались трещинами в стенах, и даже неугомонный гном уставился на собственные сапоги.
А Олен гладил Саттию по мягким, сладко пахнущим волосам и думал, что когда все это безобразие закончится, он никогда не оставит ее. Даже если против будут все боги Алиона.
— Ладно, отпусти… — проговорила она негромко, — не место здесь…
— Кто это тебя? — Олен разжал объятия с некоторым сожалением.
— Соседки, — на лице девушки появилось знакомое дерзкое выражение. — Попытались мне объяснить, что тут не очень любят северян и эльфов.
— Так, болтать потом будете! — вмешался в разговор Махрид Богалак. — А сейчас я должен вывести вас, пока стража не сменилась! Пошли!
Грохнула, закрываясь, крышка люка, взвизгнули ржавые петли. Стражник с луком деловито смотал тетиву и первым зашагал по коридору. Бывшие узники потащились за ним, мимо покрытых трещинами и копотью стен, через металлические решетки, заменяющие в этих местах двери.
— Где мы? — негромко поинтересовался Олен, догнав старика.
— Зиндан находится под зданием Суда Императорской Скамьи, а тот расположен в центре города, на площади Полнолуния. Ваше счастье, что когда вас сюда доставили, в карауле оказался один из тех, кто знает меня и был на площади Трех Ручьев.
— А нас не хватятся? — Бенеш настороженно глянул в угол, где сверкнули глаза большой крысы.
В ответ Махрид Богалак рассмеялся и сказал:
— Ты что, шутишь? Кто именно сидит в подземелье, не знает никто — ни писцы, ни судья, ни начальник городской стражи. Об узниках вспоминают редко, часто через много лет после того, как они тут оказались. Иногда их выводят наверх, чтобы казнить, много реже — для помилования.
— А император? Ведь мы же были у него, да… Он бы узнал… — не успокоился ученик мага, и обиженно замолчал, когда стражники дружно загоготали.
— У нашего правителя очень короткая память, — покачал головой старик. — А люди для него что мухи. Пока видит — помнит, пропала из вида — исчезла из головы. Вряд ли он сейчас вспомнит, что разговаривал с какими-то северянами. Но все, тихо! Мы почти пришли!
Очередной коридор закончился не решеткой, а дверью из толстых, окованных железными полосами досок. Стражник с луком постучал по ней, дверь приоткрылась. Выглянул еще один воин с полумесяцем на шлеме, светлоглазый и длинноносый. Отвел взгляд от Олена, сказал негромко:
— Ну что, закончили? Тогда выходите.
— Я обязан тебе, Ракти, — проговорил Махрид Богалак.
— Ничего, сотник. Я тебе должен за тот день у Серой речки, когда орочьи сабли резали нас, как серпы траву.
Дверь открылась шире, и бывшие узники оказались в небольшой караулке. Вслед за стариком прошли мимо стола с остатками ужина. Распахнулась еще одна дверь, в лицо ударил свежий воздух.
— Эх, хорошо… — проговорила Саттия.
— Хорошо будет, когда доберемся до безопасного места, — проворчал старик. — У меня много друзей среди стражников и воинов императорской гвардии, но если нас застанут тут, то никакие заслуги не помогут. Так что поспешим.
Над Терсалимом висело серое утреннее небо, напоминавшее грязную простыню. Еще не проснувшийся город был необычайно тих. Звук шагов отдавался на пустынных улицах, порождал эхо в переулках. Дома глядели вслед бельмами окон.
На площади столкнулись с патрулем из пяти стражников. Те решительно зашагали навстречу, но, заметив Богалака, повернули в сторону.
— Весь город знает о том, что случилось три дня назад, — сказал тот. — Такое не забывают. Зря ты, парень, не пришел ко мне ужинать. Глядишь, избежал бы нынешних проблем.
— Боюсь, что не избежал бы. Мои враги не по зубам даже отставному сотнику, у которого много друзей.
Услышав такое, старик обиженно замолчал. Они прошли через круглую площадь с выходящим на нее храмом Азевра, и по узкой улочке, петляющей среди одинаковых трехэтажных домов, принялись спускаться к реке. Впереди, над домами, стала видна стена, защищающая город со стороны Теграта.
Зажатый между святилищем и стеной квартал отличался необычной чистотой. Тут не было видно мусора, мостовая выглядела чисто выметенной и обрызганной водой. Сточные канавы не заполняли «благоухающие» наносы, так что вместо запаха фекалий тут господствовал легкий аромат глины.
— Это место называют Лагерь Ветеранов, — сообщил Богалак, когда они свернули в переулок, — тут обитают те из воинов императорской гвардии, кто ухитрился дожить до старости.
— И ты тоже? — Гундихар вертел головой, как любопытный сельский мальчишка, впервые попавший в город. — Где же тогда дом этого надутого таристера, с которым вышел спор?
— Он случился из-за того строения, что на улице Красильщиков, — не очень охотно пояснил старый сотник. — Это в центре города, у самого императорского дворца. Ари Карлудон захотел расширить свой особняк и предложил мне продать дом. А я отказался — все-таки он достался мне от предков. Но вести вас туда — самоубийство. Сами понимаете, что сосед будет «рад» увидеть тех, кто его унизил…
Он остановился у очередного здания, постучал в дощатую дверь с прибитым над ней круглым щитом, на котором скалил зубы волк. Изнутри донеслись шаги, дверь со скрипом распахнулась. Наружу выглянул могучий, не старый еще мужчина со страшным шрамом через лицо. Удивительным выглядело то, что после удара, разрубившего нос, распахавшего плоть, воин остался жив.
— Пришли? — спросил он, без удивления оглядев бывших узников. — Я приготовил все, как ты просил.
— Отлично. За мной должок, — кивнул Богалак.
— А, пустое… — воин со шрамом махнул рукой и отступил в сторону. — Заходите.
Они вошли в дом, по темной скрипучей лестнице, где пахло кошками, поднялись на третий этаж. Через еще одну дверь, маленькую и скособоченную, проникли в большую комнату.
Благодаря размерам она выглядела пустынной. В центре располагался стол и пара лавок при нем, у стен стояли длинные сундуки с плоскими крышками. Судя по тому, что на некоторых валялись свернутые одеяла, на сундуках спали. На столешнице лежал каравай хлеба, несколько кругов колбасы и пара кувшинов. В дальней от входа стене имелась еще одна дверь, а потолком в комнате служила крыша дома, тянулся изгиб конька, маячили стропила. Свет падал через узкие окошки в одной из стен.
— Располагайтесь, — пригласил Богалак. — Вон там — еда. В дальней комнате — жаровня, большой таз и кувшины с водой. Можно помыться.