Ноги все ещё тряслись, но ладонь крепко сжимала ребристую рукоять меча. Холодный ветер обдувал лицо, помогая прийти в себя.
По земле, покрытой ледяной коркой, катался человек в темной облегающей одежде. С губ его текла слюна, глаза были закрыты, а тело изгибалось самым причудливым образом.
Судорожно хрипя, он дернулся ещё раз и замер.
Опустившись на корточки, Харальд коснулся руки убийцы. Тот был мертв. Кровь не билась в венах, и не было слышно дыхания. На чисто выбритом лице без особых примет застыло страдание.
Харальду на миг показалось, что он где-то видел этого человека, но он отбросил дурацкую мысль и поспешно поднялся. Душу терзала тревога, приправленная изрядной толикой удивления. Отчего умер ловкий убийца?
В то, что он скончался своей смертью, верилось с трудом.
* * *
– Так сам и умер? – Лицо Берга было серьезным, а на губах замерла недоверчивая усмешка. Он только что выслушал рассказ Харальда о ночном нападении.
– Да, – кивнул Харальд. – Я отнес труп к себе в дом и осмотрел. Никаких повреждений. А сегодня с утра позвал лекаря. Плешивого старикашку с Собачьей улицы.
– Так он тебя страже сдаст! За убийство! – уверенно хмыкнул Теневой. Кружка с пивом, стоящая рядом с ним, была почти полной, и уже это говорило о том, насколько рыжебородый мечник заинтересован разговором.
– Нет, – покачал головой Харальд. – Не за что сдавать! Умер-то нападавший не от моей руки. А за молчание дед столько получил, сколько своими снадобьями и кровопусканием за два года не заработает.
– И что он сказал? – Кто-то из проходящих мимо задел Берга локтем, и тот рявкнул: – Эй, осторожнее там!
Они сидели в маленькой таверне около рынка. Люди здесь собирались опасные, но Харальд осознанно привел приятеля сюда. В «Спившийся демон» идти не хотелось.
Теневому что-то ответили, не слишком лестное, и Берг, недолго думая, вскочил и двинул обидчику по роже. Тот отчего-то упал. Возникла легкая суматоха, и только когда явившиеся вышибалы выкинули несколько человек на улицу (Теневого они трогать не стали, судя по всему его знали и здесь), удалось вернуться к разговору.
– Так о чем мы? – изрек Берг, усаживаясь.
– О том, что сказал лекарь. Осмотрев труп, старикан долго тряс головой, жевал губами и размахивал руками. А когда мне удалось заставить его говорить по-нормальному, он заявил, что скончался тот тип от поражения сердца. Словно оно неожиданно перестало биться.
– Такое разве бывает? – Теневой озадаченно почесал подбородок.
– Лекарь сказал, что да, но обычно у старых людей. – Харальд нашел в себе силы натянуто улыбнуться.
– И что ты думаешь об этом?
– Повезло. – Харальд ощупал шею, которая продолжала побаливать, а на коже темнел кровоподтек от веревки. – Еще немного, и я бы умер.
– А я вот что скажу! – Бородатый мечник подался вперед, голубые глаза его смотрели твердо и сердито. – В следующий раз тебе так не повезет, и Владетели до тебя доберутся! Тебе надо уезжать из Бабиля. Скрыться на время.
– Куда я поеду?
– На востоке война. Родовитые и маги рвут друг у друга из рук наследство убитых Владетелей. Опытные бойцы там нужны…
– Я не хочу воевать, – мрачно ответил Харальд. – В одиночку я много чего могу, а сражаться в строю не обучен.
Теневой скривился.
– Да это ерунда все! Сейчас нанимают кого угодно, даже сопливых салаг, которые едва поняли, с какого конца за меч берутся! И не всем приходится сражаться в строю! Из тебя может выйти неплохой лазутчик. На коне ты сидишь отменно, лучшего следопыта я не знаю. Поедем со мной на восток. За полгода войны можно неплохо заработать!
– Это ты мне говоришь? – Харальд усмехнулся и покачал головой.
– А… – На лице Берга появилось озадаченное выражение. – Ну да, конечно… Ты столько заработал, что до конца жизни хватит.
Теневой завистливо вздохнул.
– Хочешь, я отдам половину денег тебе? – Харальд улыбнулся, глядя, как округляются глаза собеседника. – Ведь ты все равно откажешься?
– Конечно! – В голосе мечника слышался гнев. – Я не принимаю подачек!
– Поэтому я не предлагаю тебе денег. А ты не зови меня воевать. Я устал убивать. Пусть даже те, кого я лишил жизни, и не снятся мне по ночам, – Харальд почувствовал некоторое стеснение в груди, словно ему не хватало дыхания, – мне хотелось бы отдохнуть. Не смотреть на то, как кто-то перестает дышать из-за того, что мой меч застрял у него в горле… – И он твердо закончил: – Я поеду к Торгриму! Надеюсь, он не откажется взять меня в личную охрану!
– Хорошая мысль, – одобрительно кивнул Берг. – Надеюсь, что там тебе полегчает!
– И я, – очень серьезно проговорил Харальд.
* * *
В это утро Харальд проснулся от холода. Разожженный с вечера костер давно умер, от него остался только запах дыма. Всхрапывал в стороне стреноженный на ночь конь, деловито цокала на дереве белка.
Потянувшись, Харальд сел. Рыжий хвост мелькнул среди деревьев – зверек, напуганный его движением, исчез.
В седельных сумках отыскался слегка зачерствевший хлеб и кольцо копченой колбасы. Не тратя времени, Харальд вскочил в седло и, жуя, двинулся в путь. Колбаса была излишне нашпигована чесноком, но выбирать было не из чего.
Апрель распростерся над миром блекло-голубым небом, с которого нестерпимым после зимнего полумрака светом бил отлитый из самого лучшего золота фонарь солнца.
Апрель, неистовый весенний месяц, окончательно убил зиму и кое-где превратил дороги в полосы жидкой коричневой грязи, по которой трудно пробираться даже верхом.
Сверху тянуло жаром, в то время как внизу было сыро и прохладно.
Апрель.
Харальд пробирался на север, породистый скакун под седлом послушно расплескивал искусно подкованными копытами воду в лужах. Ночевать в лесу было холодно, но иногда приходилось.
А вокруг собирала обильную дань война.
Со времени смерти Владетеля Канута, которая случилась год назад, здешние земли так и не обрели нового правителя. С юга и востока наступали рати других Владетелей, местные родовитые зубами отстаивали независимость, несколько удачливых колдунов основали собственные маленькие государства, не получив при этом цвета и титула, а Торгрим фон Жахх неутомимо увеличивал свои земли…
Горели деревни и города, смрад пожарищ носился над землей. Двигались по дорогам отряды всадников, с проклятиями ползла пехота, и лязг железа смешивался с воплями умирающих.
Война.
Дорога виляла, словно пьяный сапожник, и за каждым поворотом открывалось одно и то же – ровные ряды серых стволов, меж которых лишь кое-где мелькали пушистые зеленые платья елей и сосен, – жирно отблескивающая полоса дороги.