На вопрос этот самым красноречивым образом ответил тот же герольд, протолкавшийся к «геройскому» столику.
— Радуйтесь, доблестные воители Добра и Справедливости. Городской голова просил кланяться и передать, — заговорил он, понизив голос, — что почетный экипаж ждет вас у входа в «Рыбак» и что без вас казнь не начнут.
— Э, хм… мы сейчас подойдем, — Егор величественно кивнул, и сияющий герольд вприпрыжку удалился.
— Что, наслаждаешься жизнью? — вновь не дал расслабиться Аладдин. — Да, все это хорошо, но ты не забудь, что сначала нужно сделать дело, а потом уже на лаврах почивать…
Егору захотелось запустить в советчика чем-нибудь тяжелым, и сдержался он с большим трудом. Решительно поднялся, запихнул лязгнувший от неожиданности Яхирон в сетчато-кольчужные ножны и буркнул:
— Пошли уже. Сколько можно жрать?
«Почетный экипаж», ожидавший героя и его сподвижников у дверей «Рыбака», мало походил на карету классического типа. Куда больше он напоминал обыкновенную телегу, на которую установили несколько кресел и увешали чудовищным количеством побрякушек из серебра.
— Добро пожаловать! Залезайте, будьте любезны! — закудахтал с облучка толстомордый дяденька. — Доставлю вас на место с ветерком, будьте покойны!
— Это «будьте покойны» мне сильно не нравится. Остается надеяться, что это оборот речи, а не приглашение к действию, — сказал Ганди-Ла, первым забираясь по специальной приставной лесенке.
Егор поднялся следом за рахива, занял то кресло, что было побольше и располагалось впереди двух других. Карета тяжко хрустнула под немалым весом Бешеного Сони и его дубины, толстомордый дяденька убрал лесенку, хлопнул бичом, и они поехали.
Через пару минут стало ясно, что такую полезную вещь, как рессоры, в Нифигляндии еще не изобрели, а если и изобрели, то повсеместно не распространили: колымага подпрыгивала на кочках, проваливалась в ямы, и все ее сотрясения дружелюбно передавались на позвоночники пассажиров.
— Ну ни хрена себе… — пробормотал Егор, когда его подбросило чуть ли не на полметра.
Яхирон воспринял этот возглас как приглашение к разговору.
— Эх, помню, когда мы с прежним хозяином возвращались с победой, — начал рассказывать он, — нам устраивали триумф. Знаешь, как это было пышно? У меня не хватает слов, чтобы описать все великолепие тогдашних процессий: боевые мамонты, колонны пленников, грохочущие барабаны, магические фейерверки, несколько сотен одних глашатаев!
В этот момент они вывернули из переулка на одну из центральных улиц Тол-Астора, и выяснилось, что Егора тут ждут. Выстроившаяся по обочинам толпа закричала: «Ура герою! Славься, победитель вампиров!», а женщины и девушки принялись швырять в сторону кареты цветы.
Ранее Егор думал, что когда в тебя бросают розы, орхидеи, фиалки и все прочее — это приятно, но когда тяжелый, сладко пахнущий букет врезался Грачеву в физиономию, оцарапал щеку и едва не выбил глаз, он переменил мнение.
— А в нашем триумфе все было наоборот, — продолжал вспоминать меч, — там за нами везли телегу, заполненную отрубленными головами, и их метали в народ, чтобы каждый мог оставить одну себе на память.
Меж тех, кто кидался букетами, имелось немало девушек, и глаза их, обращенные на Егора, горели восхищением и похотью, но проблема состояла в том, что большинство из девиц составляли гоблинки, ну а он никак не представлял себя в койке с зеленокожей красоткой.
— Почему они славят меня за то, чего я не делал? — спросил Егор, взмахивая рукой не столько в приветственном жесте, сколько в попытке уберечь голову от новых «снарядов». — Вампира не побеждал, он сам слажал. Храм Пожирателя не рушил, это ты сделал, Ганди-Ла. А реальные подвиги, ну, вроде… — тут пришлось напрячь память, — победы над червяком или то, как я в могильник лазил за оружием… никто не вспоминает. Отчего так?
— Такова участь героя, — важно ответил рахива. — Он в ответе за тех, кто идет с ним рядом.
— Твое счастье, ты не услышишь песен, что будут петь о тебе лет через сто, — добавил Аладдин. — Доберись хоть одна из них до твоего слуха, ты захочешь вернуться сюда и воскресить Темного Властелина, дабы он перевешал всех спасенных тобой моральных уродов.
Егор нервно дернул головой, точно отгоняя докучливую муху.
Открылась площадь, большая и прямоугольная, запруженная народом, с деревянным помостом в центре. С него отчаянно замахал городской голова, и толстомордый возница отважно двинулся через бушующую толпу.
Та расступалась, глазела на Егора и сподвижников, и со всех сторон долетали оживленные реплики: «Гля, везут!», «А кто герой-то? Этот мелкий?», «А меч вовсе не огненный, а железный», «И что это там за ящер?», «Ишь, тощий-то какой, кормится, видать, плохо в своих походах», «О, дубина, какая дубина, если бы я с такой ходил, жена бы меня скалкой не колотила».
Слушая это, хотелось одновременно ругаться и смеяться.
Они подъехали к помосту, толстомордый вновь приставил лестницу, так что Егору пришлось сначала спуститься, а затем по другой лестнице подняться туда, где переминался с ноги на ногу городской голова.
— Только вас и ждем, — сообщил он.
Из середины помоста торчал столб, а к нему был привязан обвешанный связками чеснока вампир. То ли этот овощ, то ли солнечный свет причинял кровососу неудобство, и поэтому он поеживался и дергался, как больной чесоткой. Вокруг него стояли стражники с обнаженными мечами и осиновыми кольями в дрожащих руках.
— Тогда начинайте, чего тянуть? — сказал Егор, вытаскивая из уха застрявшую ромашку.
Городской голова яростно замахал, и на помост величаво поднялся тощий, одетый в серый балахон старикан с посохом.
— О славнейшие жители доблестного города Тол-Астора, в последнее время мало радости дарит нам судьба… — заговорил он с интонациями анноунсера боксерских поединков, и Егору почти послышалось: «В красном углу ринга, в белых трусах с черной бахромой…»
— Городской маг, — с легкой завистью прошептал Ганди-Ла. — Неплох, но любит внешние эффекты.
«И поговорить», — добавил Егор про себя.
Маг добрых пятнадцать минут разорялся, описывая злодеяния Рагудила на службе у Сумрачного Властелина Костей, а также у Трех Пальцев, затем в красках описал битву, случившуюся сегодня ночью на постоялом дворе «Нетрезвый рыбак», причем Егор узнал из этого описания много нового.
Толпа внимала, затаив дыхание, кровожадно поглядывала на вампира.
Выговорившись до полной утраты голоса, маг-анноунсер объявил начало экзекуции.
— Приступайте, — велел городской голова.
Окружавшие вампира стражники одновременно шагнули вперед и воткнули в него осиновые колья. Рагудил зашипел от боли, поднял голову, и остатки хмеля исчезли из его красных, пылающих глаз.
— Вы еще пожалеете, — зловеще проговорил он. — Я вернусь.