– Молодец, рядовой! – сказал генерал, скаля в улыбке желтые редкие зубы. – Служи так и дальше!
Вильям глядел, как сверкает медаль "За отвагу" – маленький диск с изображением древнего воина, воздевшего над головой меч, ощущал, как ее вешают на грудь. С удивлением почувствовал, что гордится наградой, принадлежность к элитным войскам Звездного Легиона и тем, что сражается, защищая человечество от орд инопланетных монстров.
И когда генерал поздравил Вильяма с полученной наградой, то в ответ тот рявкнул от всей души:
– Служу Земле!
Отдал честь и, развернувшись, затопал обратно на место.
Стоять пришлось еще долго, в ожидании, пока награды вручат всем. Побежденные утомлением патриотические чувства куда-то сгинули, осталось только желание вернуться в седьмой блок, в обжитую комнату.
– Орлы! – воскликнул Франковски, когда последний из награжденных покинул помост. – В этот торжественный день я не могу не поделиться с вами общей радостью!
Вильям вздохнул, недовольный шепоток пробежал по залу. Вряд ли кого вдохновляла перспектива выслушать еще одну генеральскую речь.
– Сегодня пришло сообщение, что после массированной атаки нашего флота и армии противник вынужден был оставить Тритонию-5, планету, из-за которой и началась эта война! Ура!
– Ура! – без особого энтузиазма отозвались легионеры.
Вильям вспомнил грязные тритонианские джунгли, впервые увиденные сооружения чужаков, свист векторного прочесывания, падающие наземь тела и бегство сквозь тьму.
С того разгрома, учиненного полезшим в неподготовленную атаку землянам люди научились воевать значительно лучше. Тритонианцы, судя по последним схваткам, остались на том же уровне.
– Вольно! Все свободны! – объявил генерал. Легионеры потянулись к выходу. В глазах многих плескалось облегчение.
Сунув вещи в рюкзак, Вильям огляделся. Небольшая комната, где они провели чуть больше месяца, за это время стала настоящим домом.
– Клянусь четверкой, не хочется уезжать! – сказал он.
– Даже на Землю? – Ли успел собраться раньше приятеля.
– Ну, разве что на Землю, – Вильям закинул рюкзак на плечо. – Ну что, пошли?
В круглом зале, куда выходили двери жилых блоков, их ждали знакомые грузовые электромобили. Станция "Ирий-23" была слишком велика, чтобы передвигаться по ней пешком.
– Поехали! – скомандовал бухнувшийся на сидение рядом с водителем сержант, и машина сдвинулась с места.
За проведенные на станции дни Вильям разобрался в ее устройстве и довольно быстро понял, что их везут к оконечности одной из "игл" рукотворного "морского ежа", туда, где швартуются большие звездолеты.
Путешествие завершилось у необычайно узкого шлюза. Через него легионеров пропускали по одному, и возникла длинная очередь.
– Святая Дева, – хмыкнул Арагонес. – Прямо как в Асунсьонской городской больнице, где я работал охранником…
– Что, хочешь туда вернуться? – поинтересовался Гаррисон.
– Нет! – Арагонес глянул на него удивленно. – Я бы навестил родителей, напился и курнул с друзьями… А вообще, засунут нас на какую-нибудь базу в пустыне или льдах! Будешь спорить?
– Не буду, – голос Гаррисона звучал уныло. – Так оно и будет, скорее всего. Попадем опять в пасть крокодилу…
– Но ведь война-то закончилась, – влез в разговор Цви. – Может быть, нас распустят?
Слухи о том, что тритонианцы запросили мира, появились сразу после генеральской речи. И судя по тому, что боевые вылеты неожиданно прекратились, а Звездный Легион в полном составе отправляли на Землю, они были не так уж далеки от истины.
– Видят духи, ты ошибаешься, – негромко сказал Ли. – Одна война закончилась, начнется другая. Или ты еще не слышал о злобных пауках корхвеги, атаковавших одну из колоний?
– Ну, слышал, – Цви почесал выдающийся нос. – Но когда еще в драку ввяжемся?
– Клянусь четверкой, до того, как эта штука покажет ноль! – Вильям поднял руку с браслетом легионера. Цифры на нем светились багровым и казалось, что они нанесены кровью: 7:326:22:14…13…12…
Если судить по времени, ушедшему на усмирение тритонианцев, Вильям, да и любой другой легионер первого созыва, должен был пройти еще четыре войны, и только затем срок его контракта подойдет к концу.
– Давай, иди, – Ли слегка толкнул его в спину. За болтовней и не заметил, как подошла очередь.
Вильям шагнул за металлическую дверь, оказавшись в длинном и прямом коридоре. Тут царила полутьма, в стенах виднелись расположенные рядами круглые отверстия, похожие на следы от пуль.
– Глаза закрыть! – прогрохотал голос из-под потолка. – Медленно идти вперед!
Вильям шел, выставив руку, осторожно нащупывал ногой пол. Под опущенные веки проникали какие-то вспышки, кожу щекотало, ноздри раздражал запах озона.
– Глаза открыть! – велел тот же голос, когда все прекратилось.
Прошел еще одну дверь, а за ней оказался самый обычный посадочный ангар, каких Вильям повидал не один десяток. С ревом возились погрузчики, бегали и что-то кричали люди.
– Чего встал, срань Господня? Шевели ногами! – сержант Фрезер чувствовал себя в такой обстановке как рыба в воде.
Отведенная для пассажиров палуба оказалась похожа на камеру хранения – узкие коридоры, занимающие стены металлические дверцы. На каждой виднелось небольшое окошечко, и рядом – панель виртуального пульта.
– Надо же! – восхитился Соболев, открывая одну из дверок. – Полетим, как багаж – в ящиках!
Вильям заглянул внутрь. Прямоугольная камера выглядела достаточно просторной, чтобы убрался человек, а пол ее – в необходимой степени мягким, чтобы лежать было удобно.
– И что, надо лезть внутрь? – спросил он, запихивая в камеру рюкзак. – Скоро нас будут в банках со спиртовым раствором возить!
– Неплохо бы, – согласился Ли. – Только у них вместо спиртовых растворов тот дезинфектор, через который нас прогнали. А то мало ли каких паразитов мы в себе можем на Землю привезти?
– Вот что это был за шлюз… – слова Вильяма прервала взвывшая по всему звездолету сирена. – Ага, пора по местам.
Дверца камеры захлопнулась за ним с металлическим лязгом, и на мгновение навалилась клаустрофобия. Показалось, что стальной мешок сожмется, раздавив оказавшегося внутри человека.
Он повозился на мягкой подстилке, устраиваясь поудобнее, зевнул, потом еще раз. Сонливость накатила с силой сошедшего с рельс поезда и все погрузилось в темноту.
Шея саднила невыносимо, при всякой попытке пошевелить головой затылок пронизала резкая боль. Охотно верилось, что Вильям проспал двадцать дней в одной позе.