Серо-голубое небо нависало так низко, что эриль пару раз пытался подпрыгнуть, чтобы дотянуться до него, но ноги почему-то отказывались отрываться от земли.
Даже идти приходилось, шаркая.
Арнвид неспешно шагал, пытался понять, где он находится, как тут оказался. Мысли путались, все вокруг плыло, а руки с ногами порой начинали двигаться самостоятельно.
Он попытался остановиться, перед глазами мелькнуло что-то золотисто-алое. Воткнулось в землю, равнина со скалами с чудовищным грохотом рухнула куда-то вниз.
Тело пронзила острая боль. Арнвид судорожно вдохнул, услышал, как захрипело в груди. Облизал пересохшие губы, распахнул глаза, от обрушившегося яркого света брызнули слезы. Попытался шевельнуться, но понял, что связан, лежит на раскачивающейся твердой поверхности.
– И тогда прекрасная Шихекинецин зарезала сына, пролила его кровь на алтарь, – бормотал кто-то неподалеку, – обрадовались боги, получив жертву, кукуруза и табак дали всходы…
– Эх, какая история, – слезливо вздохнул другой голос. – Тебе бы жрецом быть!
– Смеешься, что ли? – польщенно хмыкнул рассказчик.
Арнвид повторно, на этот раз много осторожнее поднял веки.
Вверху колыхалось залитое светом, прозрачное небо, в стороны, насколько хватало глаз, простиралась мешанина хребтов и пиков. Сверкал лед на вершинах, зеленели леса на склонах.
Пейзаж вокруг мало напоминал окрестности Дома Неба.
Эриль чуть скосил глаза, обнаружил, что лежит на носилках, а их тащат на плечах четверо почти голых хуастеков.
Все тело ныло, во рту ощущался пакостный вкус, как будто туда вылили бадью помоев, голова тяжестью напоминала валун, а в животе что-то неприятно бурчало и дрожало. В голове бился один вопрос – сколько дней его несут вот так?
Арнвид ощутил, как наваливается слабость, как кружится все вокруг, и закрыл глаза.
В памяти вставали какие-то обрывки – дорога по краю пропасти, виднеющийся внизу лес, парящая в вышине хищная птица; костер в темноте, плюющийся искрами; мерзкий вкус трухи из грибов…
Носилки наклонились, веревки впились в тело, он невольно ухватился за край, чтобы не свалиться.
– Смотри, шевелится! – с тревогой в голосе воскликнул рассказчик. – Господин, быстрее сюда!
– Заешь вас Фенрир! – Арнвид открыл глаза, дернулся, но путы держали крепко.
Подбежал жрец, называемый Ицкоатлем, потянулся к висящему на поясе мешочку.
– Опять эта дрянь! – взвыл эриль. – Не надо! Клянусь чем угодно, я не буду убегать!
– Сыны Кецалькоатля свирепы и коварны, – проговорил жрец. – У меня приказ, и я должен его исполнять. Таков порядок мироздания – старшие приказывают, младшие повинуются.
– Что это? – Арнвид выпучил глаза, увидев в руках Ицкоатля штуковины, похожие на толстые зеленые пальцы, усеянные короткими мягкими шипами.
– Пейотль, чей дух силен, а плоть привязана к земле, – с благоговением проговорил жрец, – ешь, а не то мы заставим тебя силой.
– Меня тошнит от этой вашей дряни, – эриль скривился, но послушно открыл рот, ощутил, как губ коснулось жесткое и шершавое.
Пейотль оказался горьким, точно ивовая кора, а чтобы разжевать его твердую волокнистую плоть, приходилось работать челюстями. Рот одеревенел, онемение пошло по горлу.
Арнвид жевал, глядя на небо, на ползущие по нему облака, и чувствовал, как усиливается апатия, как становится все равно, где он находится, что с ним делают.
Эриля напоили, почти насильно, и он послушно проглотил теплую воду с неприятным привкусом, не обращая внимания, что она стекает на подбородок, льется по волосам.
А потом Арнвид уснул, словно провалился в глубокую темную яму.
Горы торчали со всех сторон, будто сооруженный богами исполинский частокол. Сырые леса побережья остались позади, глаза викингов натыкались лишь на камни и пятачки сухой и жесткой травы.
В вышине болтался неподвижный, точно приколоченный к небу орел.
– И долго нам идти вверх? – спросил Ивар у проводника, широкоплечего хуастека, по обычаю своего племени наряженного лишь в набедренную повязку и татуировку.
– Нет, – ответил тот, не оборачиваясь. – Завтра подъем закончится, дорога станет легче.
Проводник пошел впереди с того дня, как они покинули Дом Неба. Только вчера отстало навязанное правителем хуастеков сопровождение – отряд воинов человек в сто.
На их лицах в момент расставания не было печали, только облегчение.
– Ты доведешь нас до Теночтитлана, а потом двинешься назад один? – с сомнением в голосе поинтересовался Нерейд. – И дойдешь?
– Почему один? – на этот раз проводник обернулся. – Там наше посольство, с ними обратно и отправлюсь. Хотя если надо, я бы и один добрался. Я исходил все дороги отсюда и до самого залива Теуантепек…
– Выходит, что ты лазутчик, – сказал Ивар. – Должен знать об окрестных народах.
– Знаю, – хуастек не стал отпираться. – На севере живут чичимеки, «собачий народ». Не строят жилищ, не знают огня, обитают в пещерах и питаются сырым мясом, но в бою они – страшные противники…
– Тоже, что ли, перейти на сырое мясо? – Нерейд озадаченно почесал затылок.
– Ты и так страшен – дальше некуда, – хмыкнул Ивар.
– Далеко на западе, около озера Пацкуаро, богатого рыбой, – продолжил проводник, – обитают тараски, сбривающие волосы на теле. Южнее находятся земли отоми, а за ними, в стране Анагуак живут страшные мешики, свирепые потомки диких кочевников, чьи воины не знают жалости… Их называют еще теночки или ацтеки.
– Это они выстроили Теночтитлан? – с трудом выговорив название, осведомился Рёгнвальд.
– Они, – кивнул хуастек, в голосе его появилось отвращение. – Сотни лет жили, ютясь на островах посреди озера Тецкоко, но потом обманом и жестокостью покорили соседние племена, так что ныне императорские воины появляются от реки Пануко на севере до брошенных городов в стране Шикаланко…
– Да, аппетиты у них немалые, – Ивар кивнул, вспомнив рассказ правителя ольмеков о мешикских притязаниях. А те земли, по которым мы сейчас идем, принадлежат кому-нибудь?
– Разве что богам, – проводник выразительно развел руки. – Кто, кроме них, позарится на бесплодный камень?
Костер, сложенный из чахлых веточек, горел слабо, изредка выстреливал яркими искрами, но потом вновь съеживался, словно темнота давила на него, спешила поглотить.
Сидящему неподалеку Арнвиду огненный цветок казался живым существом.
Пленников второй день не кормили дурманом, но все трое оставались слабыми, ходили с трудом, так что мысли о побеге если у кого и возникали, то больше по привычке.
Сегодня после остановки викингов отвязали от носилок, позволили немного пройтись, размять руки и ноги, а потом усадили рядом, под присмотром бдительных воинов.