– Ушли болезни, – сказал Ким, пытаясь осмыслить сказанное. – Но ведь вся история медицины… Люди пытались избавить от болезней себя и ближних, и кое в чём даже преуспели…
– Ещё педагогика, – подсказал отец Георгий.
Ким внимательно его разглядывал – будто увидев впервые.
– Вам кажется, что православный священник должен выглядеть иначе и говорить иначе? – отец Георгий протирал очки белым носовым платком. Ким подумал, что очки без диоптрий – на всей Земле не осталось ни одного близорукого…
– Да… Скажите пожалуйста, а всеведение Пандема – как вписывается в вашу концепцию?
Отец Георгий надел очки. Воззрился на Кима сквозь дымчатые стёкла:
– Жителю древнего мира… да хоть начала двадцатого века, зачем далеко ходить… Любой компьютер показался бы всеведущим. А голос внутри головы… Разве невозможно представить себе технологию… Микрочип, с помощью которого звуки и изображения передаются прямо в мозг… Это в какой-то степени общее место, вы меня извините…
– Общее место?!
Отец Георгий развёл руками:
– В своё время я во множестве читал журналы – научные, псевдонаучные… Откровенно фантастические…
– Значит, Пандем – суперкомпьютер?
– Ну, не так уж прямолинейно…
– А вам не кажется, – начал Ким, уже забыв о деликатности, – что вы сейчас пытаетесь спрятаться? Просто повторяете точку зрения официальной Церкви: Пандем, дескать, новый паровоз, поэтому нам только кажется, что его «черти толкают», а на самом деле – безобидный пар?
Отец Георгий сорвал с дерева ещё пару ягод:
– Ну… я всего лишь могу сказать вам, что думаю. А вы можете верить мне или нет… А что до официальной Церкви… тут не всё так просто. От лица всей Церкви я говорить не могу…
– А дети? Новое, совершенно другое поколение, по сравнению с нами – марсиане…
– Нет. Сравните последнее предпандемное поколение – ваше, например, Ким Андреевич, – и поколение, выросшее две тысячи лет назад. Сравнили? Разница куда больше, чем между вами и вашими детьми… Вы скажете – то десять лет, а то две тысячи. А я скажу: это количественная разница. Не качественная… Вы спросите: разве Пандем не занял в их душах место Бога? А я отвечу: за всю историю человечества было много всякого, что пыталось занять место Бога в душах детей… И очень часто это всякое… побеждало. На время, Ким, на короткое время…
– Если Пандем суперкомпьютер, – медленно начал Ким, – и если его сведения о мире истинны и полны… А по всему выходит, что это так… Почему он ничего не знает о Боге? Почему у Пандема нет доказательств Божьего присутствия?
– А вас не смущает, – отец Георгий вытер вишнёвый сок с усов, – что первые космонавты, оказавшись на орбите, не нашли там никого, сидящего в облаке?
Ким ничего не стал отвечать.
Солнце поднялось высоко. В тени церкви лежали две молодые оленихи, и каждая из них по-своему напоминала Арину. Ким вздохнул.
– У вас на душе тяжесть, Ким Андреевич, – неожиданно сказал отец Георгий.
– Да, – сказал Ким, глядя на дремлющих олених. – Меня разлюбила жена.
* * *
Это случилось вскоре после Шуркиной свадьбы. Однажды утром Ким сказал Арине, усадив её на кровать перед собой:
– А давай поиграем в такую игру: ты сегодня весь день не будешь разговаривать с Паном?
Уже потом он понял, что тон был выбран неверно. Арина давно не ощущала себя ребёнком рядом с мужем; Ким ошибся – вероятно, утратил нюх, привыкнув советоваться с Пандемом. А может быть, просто не повезло. Слишком волновался.
– Не понимаю, – сказала тогда Арина, и сказала резковато. – Почему?
– Потому что сегодня воскресенье, – сказал Ким. – Я хочу видеть в твоих глазах тебя, твои мысли, а не тень вашего разговора. Понимаешь?
(Это была следующая ошибка. Он начал её упрекать, а стоило… что-то придумать. Что угодно, только не упрёки).
Арина сидела перед ним, напрягшись, и – Ким видел – спрашивала у Пандема, за что ей такая обида от близкого человека.
Тогда он взорвался.
Нет, он ничего не сказал. Слава богу, на это у него хватило выдержки. Он просто поднялся… даже не хлопнул дверью. Просто поднялся и вышел.
И не вернулся вечером домой. Не позвонил. Арина и без того знала от Пандема, где он и что с ним. Нет повода для волнений.
…В какой-то момент, сидя в моторной лодке посреди речки, он малодушно подумал: а хорошо бы она волновалась. Хорошо бы ревновала хотя бы. Отправиться в бордель? Гнусно…
Моторку он взял на пристани. Там был тент, чтобы ночевать, и ручной ресторанчик, чтобы готовить еду.
Внутри него была совершенная, непривычная тишина. Никто не разговаривал с ним. Иногда Киму казалось, что он оглох. Ночью, выпив лучшего вина, которое нашлось в ресторанчике, он говорил сам с собой. Ему было смешно, потому что Пандем, великий Пандем, сверхсущество и вторая Природа, обиделся, наверное, и решил Кима наказать…
Под утро он понял, что ошибся снова. Пандем чувствовал, как были бы болезненны для Кима – сейчас – попытки завязать разговор, и, с обычным своим тактом, дал ему возможность побыть наедине с собой.
Прошла неделя. Ким вспомнил, как определяют время по часам, и как управляют механизмами, и как пользоваться картой. И много чего вспомнил, неторопливо и подробно – мальчика-Пандема возле горящей машины, молоденькую Арину в день их первой встречи… Рождение Витальки, рождение Ромки…
И, вспоминая, он сделался – впервые за много лет – чудовищно, космически одинок.
* * *
Отец Георгий молчал. Вертел очки в руках. Смотрел на Кима широко посаженными, жёсткими чёрными глазами:
– Вы поймали меня… подловили, сами того не желая, Ким… Вам нужен кто-то… посредник между Пандемом и вами?
– Я не могу просить вас…
– Конечно. Я так здорово объяснил вам, что перед Господом Пандем – ничто… Карманный калькулятор. А сам я десять лет не говорю с ним. Это больше, чем привычка…
– Извините, – Ким поднялся. – Я пойду.
– Я могу посоветовать вам больше молится. И просить помощи у Него. И вверять себя Его воле…
– Да, да…
Наверное, Ким надеялся, что после сбивчивой исповеди станет легче на душе. Нет, не стало.
Теперь он шёл к выходу. Тропинка была вымощена кирпичами, сквозь щели пробивалась трава… Возле самой калитки его догнал окрик:
– Погодите, Ким Андреевич!
Ким обернулся.
Отец Георгий спешил следом. Очки в его руках бросали во все стороны нервные белые блики.
– Погодите, Ким… Одну минуту. Рано или поздно это должно было случиться…
Ким не знал, оставаться ему или уходить. Отец Георгий крепко взял его за рукав и водворил обратно на скамейку: