Ким оглянулся; у костра молчали. Арина неподвижно глядела в огонь; Лерка слабо улыбалась, Вика покачивала на коленях Юльку, отец обнял маму за плечи, Алекс лежал, глядя на звёзды, Александра бродила где-то рядышком, под её подошвами похрустывали ветки. Каждый из них не помнил сейчас о существовании всех остальных.
Ким уселся рядом с женой. Примятая трава была плотной, как циновка, надёжной и жёсткой.
Пока Арина была с Пандемом, Ким не хотел с ним говорить. Вопреки здравому смыслу – ведь «отвлечь» Пандема нельзя, у него бесконечная – или почти бесконечная – оперативная память…
Остров-понтон плыл, будто сквозь космос; костёр горел, не требуя новых дров, Ким глядел на огонь, внутри него проворачивалась, будто объёмная фигура на экране монитора, слышанная где-то фраза: «И свет во тьме светит…»
Бесшумно поднималась примятая трава. Между Кимом и сидящими рядом вырастали зелёные стены.
Ларс Петерссон был беспандемным вот уже полтора года. Его невеста Лил находила особую прелесть в его стальном значке с гордой надписью «Без Пандема»; для неё, девчонки, этот значок был пугающим и притягательным символом Ларсовой независимости, исключительности и силы.
Вот уже полтора года Ларс не разговаривал с Пандемом (а поначалу было ох как трудно!), не принимал от него советов и не ждал помощи; впрочем, главная фишка заключалась не в этом.
Вот уже полтора года Ларс был смертен. Одно это осознание сводило с ума не только Лил, но целые батальоны окрестных девчонок; Лил ревновала, иногда устраивала Ларсу робкие сцены, но почти сразу отступалась и прощала – понимала, глупышка, что местом в Ларсовом сердце надо дорожить, как сиденьем в переполненном автобусе, и, однажды ухватившись за поручень, держать его зубами и когтями – а то ведь вылетишь на всём ходу…
Лил была хороша – загорала голышом, вся была бронзовая, без единой белой полосочки, с подтянутой гладкой попкой, которую почти закрывали светлые волосы, если их свободно распустить; грудь у Лил была такая пышная, что золотой медальон терялся в тёмной ложбинке. Всякий раз, обнимая свою великолепную Лил, Ларс думал, что это может быть последняя их ночь; всякий раз, заводя мотор или поднимая парус, он знал, что может слететь с моста, или размазаться по скале, или взорваться, или утонуть – и исчезнуть навсегда.
Он был самым счастливым человеком на всём побережье.
Просто невероятно, что можно быть ещё счастливее; тем не менее ранним утром пятнадцатого июля, входя в родной эллинг, где пахло неповторимо и остро, где в особых креплениях покоились туши лодок и где ждала его совершенно готовая к плаванью «Анабелла» – Ларс подумал, что вот он, пик счастья в его короткой, но такой клёвой жизни.
Виктор ждал на причале; его лодка называлась горделиво: «Пофиг». На серой ветровке Виктора – на спине и на груди – светящейся краской было написано то же, что на Ларсовом значке: «Без Пандема!»
Они ударили по рукам. Качнулся понтон; завизжали девчонки. Кто-то дудел в трубу; Лил протиснулась сквозь стенку загорелых потных спин, разводя бицепсы Ларсовых приятелей, будто ветки деревьев. Глаза её были какие-то неправильные.
– Послушай, Ларс, – пробормотала Лил, глядя в доски понтона. – Может… сегодня вам не плыть… то есть не идти?
Он взял её пятернёй за лицо. Нет, она его не разозлила; наоборот, что-то трогательное было в её беспокойстве. Те, на берегу, просто визжали и бросали в воздух панамки…
– Не трусь, – сказал он, усмехаясь. – Два раза не умирать!
Эту старинную фразу, когда-то так поразившую его, он любил произносить по случаю и без случая, она всякий раз действовала на него, как глоток ледяного пива в жаркий полдень.
Они с Виктором влезли в лодки, судья дал команду, и скоро Лил, а с ней причал, а с ним весь берег ушли далеко назад, завалились за горизонт, благо ветер в тот день был – только лови…
Он видел жёлтый парус Виктора, идущий параллельным курсом. Звук ветра, звук паруса, звук разрезаемой воды – и никаких других звуков; чайки отстали. Ларс сидел на корме, равнодушный к палящему солнцу, равнодушный ко всему, кроме ветра.
К полудню на горизонте показалась – и пропала – платформа жилого города. (Перед стартом они долго возились, прокладывая курс таким образом, чтобы подальше обойти освоенные места, чтобы никаких пассажирских трасс, никаких платформ и никаких людей – чтобы всё было по-честному: море, Ларс, Виктор.)
Наступил вечер. Солнце садилось в море, погожее и бронзовое, как голенькая Лил. Ветер чуть ослабел; Ларс поужинал. Жёлтый парус Виктора маячил так далеко, что без бинокля его почти невозможно было различить.
Виктор был тоже беспандемник. Дольше, чем Ларс; Виктор обходился без Пандема три года, собственно, это его пример – его наглый, брутальный… Они встретились как враги, потом оставили ненависть, но друзьями так и не стали. Кажется, Виктор приставал к Лил. Ларс точно знал, что Лил его отшила… Да мало ли кто приставал к Лил… Во всяком случае, эту регату они устроили ради себя самих, а не ради кого-то ещё. Они были равны – двое мужчин без Пандема в голове, смертных, но любящих жизнь…
Мать считала Ларса идиотом. Желала ему подавиться вишнёвой косточкой и поскорее сдохнуть. На самом деле, конечно, она ужасно боялась, чтобы с Ларсом чего не приключилось; сестра говорила, что мать каждый день умоляет Пандема пощадить её глупого сыночка и не допустить его смерти…
Ларс ухмыльнулся. Как бы не так; Рози-ветер, шестипудовая бабища-байкер, на глазах у пятнадцати своих приятелей – и Ларса в том числе – влипла в стену на своём «Судзуки», не вписавшись в крутой поворот. Розины мозги пришлось отмывать тряпочкой; из пятнадцати свидетелей только двое после этого остались беспандемниками – Ларс и ещё один парень. Рози умерла! Это было ужасно… и это было великолепно, потому что доказывало, что Пандем не врёт.
…Спать не хотелось. После полуночи справа по курсу показался огромный экскурсионный пароход-«подкова»; прошёл мимо, как призрак, как усыпанная огнями гора – беззвучно, оставляя след на воде…
Часам к четырём утра на западе стали пропадать звёзды. Снова усилился ветер – и переменился так резко, что Ларс едва успел сманеврировать. Близился рассвет, но небо становилось темнее.
Ларсу приходилось идти галсами, почти против ветра. Показался бортовой огонёк – лодка Виктора; было уже шесть утра, но рассвета не предвиделось. Поднялась волна. Ларс закрепил парус и взялся за черпак.
Виктор подошёл совсем близко. В полумраке Ларс различал его ветровку – и светящуюся надпись, которую с такого расстояния невозможно было прочитать.
Грозовой фронт напирал, посверкивая зарницами. Виктор убрал парус раньше, чем это сделал Ларс; теперь его лодка осталась далеко позади.
Ларс с неудовольствием подумал, что неизвестно, куда его забросит гроза. И неизвестно, сколько дней понадобится, чтобы вернуться на курс; и что Пандем знал, конечно, точный прогноз погоды, по по-честному не сказал. По-честному, но вот гадство…