— Пошли, — говорю сквозь зубы. — Один за другим.
Мавр берет на плечи дочь. Мальчик заявляет, что спустится сам. Я хочу одернуть его, заорать, что не время выламываться и демонстрировать самостоятельность, но встречаюсь с ним взглядом. И отступаю.
— Если мама разрешит, — говорю деревянным голосом.
— Разрешаю, — глухо говорит Перепелка. — Постарайся не удариться о ветку… Иди.
И мальчишка спускается, ловко, как настоящий дикий, пока не исчезает в кронах.
Перепелка спускается сразу за ним.
Потом Лешка.
— Я последний, — говорит Лифтер.
Молча мотаю головой. Огни Завода уже совсем близко.
— Лана, — говорит он укоризненно.
— Спускайся!
Он несколько секунд смотрит мне в глаза. Потом спускается по веревке. Я остаюсь в вагоне одна.
Уже виден приемный тоннель. Что скажет Хозяин, когда увидит, что вместо единиц энергии Заводу досталась на этот раз пустая оболочка?
Вспоминаю, как помахал мне рукой на прощание Стефан-Ловец. Криво усмехаюсь — и, ухватившись за веревку, ныряю в темноту.
Мы находим друг друга не сразу. Когда наконец собираемся вместе, солнце стоит уже довольно высоко. Все в царапинах, у Алекса подбит глаз, у Лешки ссадина на щеке, но серьезно никто не пострадал. Мальчишка, сын Перепелки, улыбается до ушей, его сестра смотрит вокруг широко открытыми глазами.
— А я думал, ты привираешь, — признается Мавр. — Когда ты рассказывала… про горы…
Ржавый лес заканчивается. Вокруг непередаваемая, нереальная красота: зелень сосен рядом с красно-желтыми деревьями и кустарниками, лимонно-оранжевый ковер на траве, кроваво-красные клены — и синее небо над головой. Такой синевы никогда не бывает в городе.
Но нам некогда вертеть головами. Завод близко. Я чувствую его, как ощущают тень на лице. Завод не получил своей добычи. Он опасен. Смертельно опасен.
Смутно узнаю знакомые места. Тороплюсь увести диких подальше от Завода.
— Почему ты все время оглядываешься? — спрашивает Мавр.
Мне слышится лязг железных слуг Завода, наступающих нам на пятки. Но в этом я Мавру не признаюсь.
Дикие не привыкли ходить по горам. Я сбиваюсь с пути и по ошибке делаю большой крюк. Дети, да и взрослые, выбились из сил — видать, снотворное полицейских врачей не прошло даром.
Приходится сделать привал.
Огонь разжечь нечем. Есть, в общем-то, тоже нечего — кроме остатков сухарей из пайка погонщицы и пачки бесплатной вермишели, обнаружившейся у кого-то в кармане. Есть вода — рядом бежит ручеек. Все молчат, до того устали.
Что мне делать? Я прекрасно понимаю, что единственное спасение для диких — в поселке трех родов… если он еще существует. Если нас примут. Скоро похолодает, выпадет снег, это не лето, когда в лесу можно жить просто так, в шалаше… Не говоря уже о том, что под боком у Завода никто не может быть в безопасности.
Прихватив разрядник, отправляюсь на разведку. Выбрав высокое дерево на краю леса, забираюсь на самую вершину. Смотрю на Завод: он скрыт желтым туманом. Бетонным панцирем темнеет саркофаг, торчат опаленные громоотводы, но что делается внутри, неизвестно.
Думаю о Хозяине. Почти вижу, как он сидит в рубке или бродит по темным коридорам, надев очки ночного видения. Чувствует ли он, что я совсем близко?
Ворота Завода закрыты. Каков запас энергии в аккумуляторах? Должен быть какой-то запас, на случай, если смена не придет или окажется негодной…
Я спускаюсь с дерева. Сажусь, привалившись спиной к стволу. Мне надо побыть одной. Мне надо подумать.
«Лана, пощади их…»
Что же это такое, выходит, я никого не щажу? И дикие в беде из-за меня, и друзья из трех родов погибли, да еще в городе неизвестно что делается? Бегу, как динамо-белка в колесе, но энергии во мне слишком много, поэтому подключенные к колесу лампочки взрываются, вместо того чтобы светить. Взрываются, взрываются…
Завод нельзя остановить, потому что погибнут люди. Заводу нельзя позволить работать, потому что люди гибнут уже сейчас. Нельзя, нельзя, нельзя!
Закрываю глаза. Мне представляется мембрана распадателя — в виде Огненного Кона, на котором я победила когда-то Царь-мать. Что-то очень важное, связанное с Заводом… Что-то, что я давно знаю, но о чем не думала, забыла за ненадобностью… Какие-то слова Хозяина… Или Головача?!
«Мембрана вибрирует, ощутив прикосновение человека, его тяжесть, его тепло. Эта вибрация вступает в конфликт с ритмом человеческого тела и разрушает его, высвобождая энергию. Человек рассыпается прахом. Пепел уходит в вытяжку. Датчики фиксируют поступление энергии на сенсоры…»
Я невольно ежусь.
«…Но ты сильнее, чем даже я думал. Твоей энергии хватило бы Заводу на целую неделю. Или даже больше».
Спасибо, не надо. Я хотела вспомнить что-то другое. Разговор с Головачом? Стихии взбунтовались… Завод переродился… Громоотводы оплавились…
Представляю бунт стихий. Как молнии лупят и лупят в громоотводы. Не щадя себя… Никого не щадя…
Простая мысль бьет в меня, как молния.
Я поднимаюсь, стараясь больше ни о чем не думать, закидываю разрядник на спину и, насвистывая с подчеркнутой беспечностью, иду к месту привала.
Дикие сидят, сдвинув головы, совещаются. Дети спят, укрытые чьими-то куртками.
— Ну что, готовы идти? — спрашиваю весело и небрежно.
— Ну ты и выносливая, — с уважением говорит Лифтер. — В тебе столько энергии — куда там Заводу!
Улыбка застывает у меня на щеках. Лифтер не знает, не может знать, о чем я думала. Он сам не понимает, что сказал.
Алекс замечает, что я изменилась в лице.
— Что с тобой?
— Зуб заболел, — говорю и сажусь рядом. — Шутки шутками, но надо идти. Скоро стемнеет.
— Мы тут говорили… — Мавр, видно, замерз, у него синие губы. — Как видно, в город нам дороги нет? А эти три рода… еще непонятно, как нас примут, верно?
— Оснуем четвертый род, — говорит Перепелка. — Только и всего.
Мельком вспоминаю пророчество Головача: «Оснуешь четвертый род…»
— А что с Заводом? — отрывисто спрашивает Алекс. — Они нас не достанут?
Перепелка быстро смотрит на детей. Я молчу.
— Да что с тобой? — Алекс подсаживается поближе. — Что ты видела? Что такое случилось?
— Я ничего… — Я запинаюсь. — Короче… я вижу путь, знаю, как… но я боюсь. Я не могу, я боюсь!
Они все смотрят на меня, будто я только что, у них на глазах, свалилась с ясного неба.
— Успокойся, — участливо говорит Перепелка.