Казнь | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

* * *

Под конец второго часа беседы господин Столь, понимающе кивая, осторожно поинтересовался:

– А скажите пожалуйста, госпожа Хмель… В каком возрасте у вас установился менструальный цикл?

Ирена замолчала.

То, что у гуманитарной комиссии разнообразные интересы, она поняла раньше. Но не до такой же степени разнообразные…

– Видите ли, это имеет значения для развернутого взгляда на проблему…

– На проблему моей виновности?

Собеседник часто замигал воспаленными веками без ресниц. У него стремительно развивалось нечто вроде конъюнктивита, и он все чаще прикладывал к глазам свой белый, сложенный вчетверо платочек.

– В том числе… Не удивляйтесь, мои интересы несколько специфичны…

Ирена молчала. Надежда, зародившаяся против ее воли, надежда, что ее наконец УСЛЫШАТ – таяла все скорее.

– Гм… госпожа Хмель. В Ваших интересах быть как можно откровеннее… Хорошо. Поговорим об Анджее. Это ваш муж. И вы разошлись. Каковы причины вашего разрыва?

Ирена молчала.

– Гм… Возможно, корень ваших противоречий был в несовместимости… э-э-э… чисто физиологической? Как складывалась ваша интимная жизнь?

Ирена молчала.

Даже самая отчаянная истерика в ее исполнении оборачивалась тупым, непробиваемым молчанием.

* * *

А ночью, натянув одеяло до самого подбородка, она поняла наконец, чего хотел от нее этот тощий маленький Столь.

Потом, в кабинете Семироля, он скажет, опасливо отодвигаясь от кровососущего господина адвоката: «За то, что это не шизофрения, я вам ручаюсь. Реактивный психоз – может быть. Но это не ядерные… симптомы, я совершенно согласен с данными экспертизы. Нет, не шизофрения…»

Или нет. Скорее, он скажет что-то вроде «Ничего не могу понять. По всем признакам она здорова – но этот устойчивый бред… С одного раза, без длительного наблюдения, без понимания динамики… Ничего не могу сказать».

Ирена вздохнула. Возможно, настоящие врачи выражаются по-другому, и ее скудные знания о психиатрах слабо соотносятся с действительностью…

«У вас есть совесть? – мысленно спросила она у щуплого господина Столя. – Совесть… хотя бы врачебная? Сколько вам заплатили за то, чтобы вы поинтересовались психическим здоровьем… человека, предназначенного на убой?»

В огромном доме стояла тишина. Крепко заперты двери, за непробиваемыми стеклами царствует темень.

Ирена вспомнила беспокойство в глазах Семироля.

ЗАЧЕМ ему ее психическое здоровье? Или вампир не может потреблять сумасшедших?

Она села на кровати.

Вампир… Скорее. Что она читала? Серебряные пули… Омела… Чеснок… Чушь. Формула крови меняется в связи с психическим заболеванием… Да. Она читала. Давно. Что-то. Рассказ или статью – не важно…

Она засмеялась. Опрокинулась обратно в подушки.

Она СУМАСШЕДШАЯ. Она не годится в пищу… Ее кровь опасна для вампирьего здоровья. Она несъедобна…

Какая удача.

* * *

Утром она завтракала в обществе управляющего Сита; ерзала, мялась и наконец обратилась к мордовороту с просьбой:

– А нельзя ли… переселить меня в другую комнату? Сегодня опять открывался люк… ну, посреди комнаты. Приходил юноша с белым лицом, переселите меня, он не дает мне спать…

Управляющий-телохранитель долго и пристально ее изучал. Потом извинился, выбрался из-за стола и отправился в соседнюю комнату, и Ирена слышала, как он разговаривает с кем-то по телефону.

Как она и ожидала, разделить с ней трапезу вскорости явился сам «гуманитарный эксперт». Глаза господина Столя слезились пуще прежнего; интересно, сколько платит ему Семироль за поставленный Ирене диагноз?..

Она перевела дыхание. Спокойствие…

– Вы плохо спали, госпожа Хмель?

Она поморщилась. Провела по глазам тыльной стороной ладони:

– К сожалению. Открывался люк… в полу.

Психиатр мигнул.

– Он мешал мне спать! – выкрикнула Ирена. – Он пришел и стоял над кроватью… Молодой парень с белым лицом!

Глаза гуманитарного эксперта сделались как две железные кнопки в обрамлении воспаленных век. Ирена ощутила давление – но не отвела взгляда.

* * *

Он мучил ее вопросами еще почти час. Ирена отвечала. Врала и путала напропалую; временами ей казалось, что она переигрывает и говорит лишнее – но она знала, что смутиться хоть на миг означает провалить всю игру.

Наконец, Столь скорбно поджал губы и удалился. Ирена осталась ждать в обществе управляющего-телохранителя – ждать, как она думала, приговора.

Спустя некоторое время машина гуманитарного эксперта выехала со двора и поползла в сторону единственной дороги, выводящей из горного тупика. Почти одновременно отворилась дверь – и упырь-адвокат, которого Ирена не видела почти сутки, поприветствовал ее широкой отеческой улыбкой.

Господин Семироль снова выглядел здоровым, бодрым, отдохнувшим; от черных теней вокруг глаз не осталось и следа.

– Ирена, какой бес вас надоумил симулировать?

Она молчала.

– Вернее, какой бес надоумил вас симулировать через край? Если бы вы ограничились Анджеем с его МОДЕЛЬЮ – кто знает, как сложилась бы ваша судьба… Но когда вы стали эксплуатировать свои скудные знания о психических болезнях…

Она перевела взгляд на управляющего-телохранителя.

Телохранитель сочувственно скалил зубы.

* * *

…Она пришла в себя на цинковом столе. Руки, разведенные в стороны, удерживались ремнями. Такими же ремнями связаны были щиколотки; ее бритый затылок ощущал холод клеенки, и холод металла, и холод просторной комнаты, уставленной цинковыми столами в несколько ярусов…

Она лежала в центре. Прямо над ней стерильным солнцем нависал белый холодный прожектор.

– Я невиновна! Я невиновна! Я…

Ей только казалось, что она кричит. На самом деле губы ее едва шевелились, и голосовые связки не работали.

– Пощадите…

В поле ее зрения вплыла фигура в белом хирургическом костюме, в маске и шапочке – и в клеенчатом мясницком переднике, надетом прямо поверх накрахмаленной униформы.

– Нет…

Человек наклонился над ней, стянул с лица маску, обнажая рот и подбородок.

Его губы полуоткрылись, выпуская на волю зубы. Ирена судорожно зажмурилась, не желая видеть нависших над горлом заостренных костяных ножей…

– А-а-а!!

…За окном стояла темень. Даже силуэты гор еще не обозначились.

У изголовья мерцал светильник, имитирующий свечку на ветру. По комнате прыгали тени – электрические, нестрашные.