Гороф издевался. Во-первых, ему было чуть больше сорока. А во-вторых, передавая мне сумку, он умышленно не снял сторожевых заклинаний.
Я промолчал. Усталость брала верх; я не готов был сцепиться с Горофом в открытую, следовательно, надо было терпеть.
Сумка его вовсе не была такой тяжелой. Сквозь тонкую кожу отлично прощупывалась моя статуэтка — она была цела. Уродливая голова, над которой пронеслось столько опасностей, по-прежнему сидела на тонкой шейке. Шутки шутками, но, ощутив Кару в своих руках, я как-то сразу успокоился.
— Хорт, — напомнила Ора. — Вы обещали рассказать.
Ничего я не обещал.
Лес кончился; мы вышли в поле, над нами пролегло бурое, без единой звездочки небо. Моя кожа покрылась пупырышками от прохладного и очень настойчивого ветра; с подсохших подштанников сыпался, понемногу отлипая, песок.
На дороге не было ни души. Пахло осенью; впереди, почти на коричневом горизонте, высился камень в виде драконьей морды. Стало быть, до замка еще идти и идти…
Хотя что мне там делать, в замке у Горофа? Ору он пригласил переночевать в комфорте, вот пусть Ора и…
— У меня есть друг, — сказал я хрипло. — Друг детства, которому я обязан жизнью. Однажды его отец пропал…
Я рассказывал длинно и подробно, ничего не выпуская; ни один из моих спутников ни разу не перебил меня. Когда я закончил, мы были уже на мосту перед замком — примитивная ловушка почуяла хозяина и беспрепятственно нас пропустила.
Низенькая дверь в стальных воротах открылась широко и гостеприимно. Ора вошла первой; я замялся. Орина рука поманила меня уже из-за ворот; за моей спиной стоял Гороф, терпеливо ожидая, пока я войду…
И я вошел.
Здесь, по счастью, горели фонари, было почти светло, и от ночного зрения можно было спокойно отказаться.
Мигнув, я огляделся.
Прямо у меня под ногами начинался еще один мост — каменный, горбатый, ведущий к парадному входу; слева от моста имелось странное строение, круглое, сложенное из огромных гранитных глыб.
Пастью темнела полукруглая арка-вход. Два узких окошка под крышей казались выпученными глазами.
Я перевел взгляд.
Поперек моста лежала цепь, каждое звено которой было размером с тележное колесо. Один ее конец уходил внутрь гранитного строения, другой…
На другом помещался кожаный ошейник. Огромный.
Пустой.
Ноздри мои дернулись — ветер принес клочок запаха. Несильного, но — впечатляющего.
— Идите же, — раздраженно сказал Гороф.
Я отстранил Ору рукой — и пошел первым.
На середине моста приостановился; запах здесь был сильнее, приходилось дышать ртом.
Цепь перегораживала мне дорогу; собравшись с духам, я переступил через нее — и помог перебраться Оре.
Пустой ошейник притягивал взгляд. Завораживал; мне показалось, что я вижу прилипшую к грубой коже чешуйку.
Померещилось.
У входа в замок запах ослабел. Гороф прошел вперед, бормоча заклинания-ключи, морщась, о чем-то тягостно раздумывая…
Сова нагадила ему прямо на плечо — но Гороф этого не заметил.
* * *
«…Выбирая совенка, будьте бдительны: птица должна быть здоровой, с блестящим оперением, с выразительными крупными глазами и чистым клювом. Если вам предложили на выбор нескольких совят, покажите им привлекающий внимание предмет (например связку ключей) и посмотрите, кто из птенцов первым на него среагирует.
В доме у совенка должно быть свое место — полая изнутри колода с круглым входом-дуплом. Несложное заклинание уюта поможет сделать коробку максимально привлекательной для птицы.
С первых же дней приучайте птенца к чистоплотности. У сов существует система сигналов, связанная с ритуальным испражнением (например, нагадить на плечо означает выразить соболезнование, нагадить на голову — выразить порицание, оставить помет на столе — предупредить об опасности пищевого отравления), тем не менее приложите все усилия к тому, чтобы птенец испражнялся не где попало, а в специально отведенной коробке с опилками.
Почаще обращайтесь к сове с ласковой речью. Почаще сажайте ее к себе на плечо. Гармоничные отношения между хозяином и его птицей всегда благотворно сказываются на жизни хозяина. Следите за здоровьем совы: тусклые перья либо слезящиеся глаза — уже повод для волнения.
Совы часто ревнуют хозяев к новорожденным детям — ни в коем случае нельзя ставить колыбель с ребенком в той комнате, в которой любит находиться птица. Никогда не берите ребенка на руки в присутствии совы.
Если сова ревнует вас к жене — возможно, вы уделяете супруге больше внимания, нежели птице. Пересмотрите свое поведение. Почаще обращайтесь к сове в присутствии жены, а обращения жены игнорируйте (в отсутствие совы можете быть с супругой поласковее, это сгладит острые углы).
Совы старше пятидесяти лет обычно сами разговаривают с хозяевами — речь их поначалу отрывиста и невнятна, однако после, разговорившись, пожилая здоровая сова способна произносить связные речи протяженностью до десяти минут. Особый эффект имеют произнесенные совой тосты; иногда сова способна дать совет, но прислушиваться ли к нему — дело ваше. Рассчитывать на по-настоящему дельную рекомендацию может только тот, кто всю совью жизнь относился к своей птице, как к близкому родственнику.
Если ваша сова умерла, ваша обязанность похоронить ее в согласии с соответствующим обрядом. После трехмесячного траура вы можете завести другую сову, но можете и сохранить верность прежней птице. Маг, хранящий верность умершей сове, называется бессовцем (бессовкой)».
* * *
Молчание становилось совсем уж непонятным и даже пугающим.
Внешне все было очень благопристойно. Оре дали возможность помыться и привести себя в порядок. Мне дали возможность провести час перед камином, тупо глядя в огонь; босые ступни мои высохли и неприятно заскорузли.
Гороф молчал. С момента, как мы вошли в замок, он не произнес ни слова.
Он появлялся и исчезал. Бродил из угла в угол, и сова на его плече недовольно вертела головой. Он смотрел то на меня, то в потолок, то на свою правую руку, то в камин, то в ковер; мне хотелось спросить его, куда подевался дракон. Мне хотелось спросить его, что он знает о цветных камушках со шлейфом магической воли. В конце концов мне хотелось спросить, где в этом замке отхожее место…
Но он расхаживал, самим видом своим отбивая охоту спрашивать, и мало-помалу я убеждался, что мой рассказ поразил внестепенного зи Горофа куда больше, чем я рассчитывал.
Явилась Ора — чистая, довольная, благоухающая; погрузилась в кресло рядом со мной.
Молчание затягивалось. Гороф расхаживал по комнате за нашими спинами.