— Вот что, — сказал я через силу. — Я уйду… оставлю тебя в покое. Сиди в своей норе… только покажи мне, где выход.
Молчание.
— Ты оглох? — я повысил голос. — Печальную историю я выслушал, слезы утер, убивать тебя раздумал. Покажи мне, где выход, или я сам найду…
— Ищи, — сказал невидимый Ондра.
— Ты не веришь мне? — спросил я тише.
— Не верю, — сказал Ондра. — Ты говорил правду, когда угрожал мне. А теперь ты лжешь.
— Ондра, — сказал я как мог убедительнее. — Ты болен. Я не хочу твоей смерти. Я никому не расскажу про эту твою Пещеру… да и ни один человек в здравом рассудке сюда не полезет!
— Но ты же полез, — возразил Ондра.
— А теперь хочу уйти.
— Попробуй.
— Ты думаешь, я не смогу?! — я злился все сильней.
— Попробуй же…
Я встал. Закружилась голова; я смертельно устал, я нуждался в отдыхе, и все сильнее — Ондра прав — хотелось пить.
Нарочито громко щелкнув пальцами, я соорудил прямо перед собой хрустальную чашу с прозрачной водой. Выпил до капли; пустая чаша растаяла в воздухе.
— Как, ты сказал, тебя зовут? — поинтересовался Ондра.
— Хорт зи Табор.
— Ты попался, Хорт. Твоя ошибка в том, что ты пришел ко мне домой. Ты вошел сюда — я силой тебя не тянул. Ты притащил с собой Кару, поэтому я не могу убить тебя сразу. Но уморить, поводить по тоннелям, пока твои силы не иссякнут, пока не закончится срок действия Кары — это я могу…
— Тогда я тебя покараю! — рявкнул я.
— Пока ты не видишь меня, твоя Кара бессильна, — возразил Ондра. — Ты будешь бродить и бродить, мы будем беседовать… это даже лучше, чем я думал. Это замечательное развлечение, Хорт.
Я молчал.
— А когда ты умрешь, — мечтательно продолжал Ондра, — я возьму себе сабаю. Моя жизнь переменится… Я наконец-то начну по-настоящему жить. Читать книгу, которая никогда мне не наскучит…
Правой рукой я подтянул с себе сабаю, которая за время Ондриного рассказа успела сползти с моих колен. И подумал, что рано или поздно я все-таки усну. И что сил моих, позволяющих обходиться под землей без воды и пищи, хватит надолго, но не навсегда.
Черный кожаный переплет поддавался неохотно. Что я хочу вычитать?
«Шпиль, Голый. См. Ондра».
Я хмыкнул. Сабая действительно совершенствуется — новые сведения появляются одно за другим, к сожалению, в них уже нету надобности…
Страницы дернулись, переворачиваясь против моей воли.
«Шанталья, Ора. Назн. маг 3-ой ст., ныне покойн.».
Я подался вперед. Ночное зрение подводило меня; строчки извивались червяками на крючке.
«Шанталья, Ора. Назн. маг 3-ой ст., ныне покойн.».
— Что это с тобой? — подозрительно спросил невидимый Ондра.
Я поднял глаза.
Коричневая пещера, черные дыры тоннелей, арки. Тощие известковые сосульки на слишком высоком для подземелья потолке. Черная книга в моих руках. Книга, которую никто не писал.
— Эй, что ты там вычитал?
Я молчал. Надежды на то, что глаза подвели меня, больше не было; из темноты на меня смотрел Ондра, и я сам смотрел на себя со стороны — сидит на холодном камне внестепенной маг Хорт зи Табор, у которого уже много лет никого нет, некого оплакивать. Который только что потерял случайную спутницу, пешку, говорящее орудие, чужую, в общем-то, женщину.
Миллион лет назад (начало цитаты)
* * *
…Очень тесно, квадратный метр истертой плитки под ногами, квадратный метр облупленного потолка над самой головой, запасная вода в цинковом баке, маленькое зеркало в брызгах зубной пасты, в зеркале отражаются два лица — одно против другого, слишком…
Юля рывком села на постели. Похлопала ресницами, прогоняя остатки страшного сна.
Солнце пробивалось сквозь прорехи в дырявой шторе. Прямо перед Юлиным лицом торчал из розетки фумигатор, и синяя ароматическая пластинка, всю ночь изгонявшая из комнаты комаров, потеряла свой цвет, сделалась белесой.
Ни о чем не думая, Юля протянула руку и выдернула хитрый приборчик из розетки. Пластмасса была теплой.
На раскладушке дрых, раскинувшись, Алик; укрывавшая его простыня почти полностью сбилась на пол. На белой подушке Юлин сын казался почти арапчонком: щеки приобрели бронзовый оттенок, нос шелушился, короткие волосы выгорели; даже сейчас, в черно-белом варианте, Алик удивительно похож был на отца…
Юля перевела взгляд.
Стас спал на спине. Лицо его было расслабленным и безмятежным; ему ничего не снилось.
Юля подобралась поближе.
Стас тоже загорел; трехдневная небритость придавала ему сходство с киношным разбойником. От глаз разбегались лучами едва заметные светлые морщинки — катаясь под парусом, Стас пренебрегал темными очками…
— Стасик, — позвала Юля беззвучно.
Он улыбнулся во сне. Значит, все-таки что-то снится… Или приснилось вот только что, сейчас?
Приснилось, как он катается на своей доске со стрекозиными крыльями?
Приснилось, как его хвалят за успехи Ира и Алексей?
Денег осталось совсем мало… Хватило бы на такси до вокзала — а то придется связываться с автобусами, да на жаре, да со всеми вещами…
— Юлька… — в полусне пробормотал Стас.
И привлек ее к себе.
— Тс… Алый же тут…
— А как люди живут всю жизнь в однокомнатных?
— Тс… Тс…
Его щетина колола, но небольно.
— Юлька, да он спит… Успокойся, ну что ты пугливая, как заяц…
…А как, действительно, как живут люди всю жизнь в однокомнатных?..
— Юлечка, я тебя очень люблю…
— Стаська, я тебя обожаю…
Было шесть часов утра. В коридорчике царил полумрак; Юля босиком пробралась в ванную. В ответ на робкий вопрос, а есть ли вода, кран только удивленно булькнул; Юля влезла в ванную, зачерпнула из бака жестяным ковшом, шипя сквозь зубы от холодной воды, облилась, намылилась, облилась снова…
В комнате Стас будил Алика. Сын ворчал спросонья, Стас что-то спокойно ему втолковывал — и Алик перестал отбрыкиваться, встал и натянул шорты, и спустя пятнадцать минут они вместе вышли из дома — так рано, как еще никогда не выходили…
Косое солнце преображало пустой парк. Одинокий лебедь протянул шею едва ли не поперек дорожки — проголодался за ночь, требовал завтрака. Алик нашел в кармане остатки печенья и наконец-то исполнил свою давнюю мечту — накормил птицу.
Лебеди, жившие парой, меланхолично чистили перья на островке посреди озера.