Павла сдержалась, и поэтому Раздолбеж не узнал, какой он трус и предатель. Поощренный ее молчанием, он даже счел возможным поинтересоваться: а что, спектакль действительно такой потрясающий, как говорят? То есть был такой потрясающий?..
Павла сдержалась снова.
В приемной измученная Лора билась над неумолкающим телефоном, будто молодая мать над орущим младенцем.
– Я не могу уже… обрывают… всем интересно, выйдет передача или нет…
– А ты что говоришь? – равнодушно спросила Павла.
Лора пожала плечом:
– А что я могу… Говорю, передача «Портал» будет по расписанию, а о содержании спрашивайте господина Мыреля…
Павла усмехнулась.
За утро в дверь Рамановой квартиры четырежды звонили соседи. Казалось, взбудоражен весь город – по дороге на студию Павла наслушалась разговоров в автобусе. Все были в курсе дела, но никто ничего не знал точно; молва упрямо твердила, что передача о запрещенном спектакле состоится при любых условиях, что желающие смогут задавать вопросы по телефону – режиссеру, актерам и представителям Триглавца…
Павла слушала эти разговоры, уши ее пылали, а по дороге вслед за автобусом, не обгоняя, но и не отставая, тянулась серая, такая серая машина. А в машине – Павла была в этом уверена – полз зеленый светлячок по окну монитора…
– …вот и я говорю, – обиженно заключила Лора.
Кассета с «обзорной экскурсией по театрам столицы» извлечена была из каких-то дальних кладовых, то был действительно обзор, причем прошлогодний, но хорошего качества; сообщив начальству, что намерена работать сегодня, как всегда, Павла добросовестно отсмотрела кассету, а потом заказала монтажную, чтобы свести основной блок с заставкой передачи «Портал».
В монтажной ее ждал Сава.
И, плотно закрыв снабженную звукоизоляцией дверь, Павла вытащила из-за пазухи – из складок огромной, не по росту, мужской куртки – одинокую немаркированную кассету.
Передача шла в эфир в шесть.
Режиссеры-эфирники ужинали, не покидая боевого поста; собственно, ужин этот плавно произрастал из обеда. Эфирники любили поесть и ели постоянно; в половине шестого Павла, бледная, с красными пятнами на щеках, позвала Раздолбежа в маленькую просмотровую комнату номер девять. Ей срочно надо было показать шефу некий интересующий его материал.
Раздолбеж не понимал, к чему такая спешка – но пошел; усадив его в кресло, Павла вспомнила, что забыла в кабинете материалы для просмотра.
Раздолбеж не удивился – странным было бы, если бы Павла Нимробец ничего не забыла; извинившись, Павла выбежала из просмотровой, оглядела пустой коридор и заперла комнату номер девять снаружи.
Звукоизолированную комнату номер девять. Закрепленную – Павла специально смотрела журнал – сегодня до полуночи за господином Мырелем.
Электронные часы над дверью показывали без двадцати шесть.
Говорливые эфирники разом умолкли при ее появлении. Все знали, что отмененную передачу готовила именно Павла и что на скандальном спектакле присутствовала тоже она; всем так и хотелось спросить: ну как?
Впрочем, эфирники всегда были самыми равнодушными людьми на студии, и замешательство скоро сменилось ворчанием – почему ДО СИХ ПОР кассета с передачей не на месте?!
Она извинилась, сослалась на внезапные изменения в планах, пожаловалась на мымру-Раздолбежа; ее поддержали. Эфирники традиционно не любили Раздолбежа; жилистый парень, развалившись в вертящемся кресле, протянул руку:
– Давай!
И Павла вложила в эту руку кассету.
С передачей «Портал».
И уселась рядом, на свободный стул. В правом верхнем углу пульта прыгали циферки, демонстрирующие выборочную статистику; передачу о садоводстве смотрели сейчас три процента возможной аудитории. Впрочем, от подобных передач многого и не требовали.
Без двенадцати шесть эфирники шумной толпой собрались пить кофе прямо в аппаратной; Павла наморщила нос и объявила, что не потерпит сигаретного духа. На нее покосились удивленно, однако, поворчав, решили наведаться в ближайший кафетерий, тем более что выпускающий – жилистый парень – не курил.
Без восьми шесть, когда на магнитофоне уже светились все полагающиеся лампочки, в дверь заглянул возбужденный Сава:
– Славек, на минуту!
– У меня эфир, – недовольно проворчал выпускающий Славек.
– Павла, подстрахуй его… Славек, ну на минуту же!..
– С меня премию снимают за небрежность в эфире…
– Да на секунду! Выйди, будь человеком… Тут такое дело… Потрясающее!
Без трех минут шесть Сава вернулся. Непочтительым жестом втолкнул в аппаратную бледного до желтизны Рамана Ковича. Провернул колесико, отрезая замкнутый мирок пультов и светящихся экранов от прочего, большого, враждебного мира.
– Где он? – отрывисто спросила Павла.
– В туалете, – сказал Сава чуть виновато. – Он… в общем, в туалете.
Кович молчал. Стоял, как сутулый призрак, безучастный, раздражающе апатичный; вся его энергия выплеснулась вчера. Сегодня, кажется, ему было уже все равно.
Павла искоса глянула на данные статистики – и вздрогнула.
Зрители прибывали, как вода в бассейне. Их было уже двадцать… тридцать… сорок пять процентов, а цифры все прыгали, Павле сделалось холодно, она рефлекторно обхватила плечи руками.
Без одной минуты шесть.
В просмотровой номер девять рвался на волю, колотил в обитую пробкой дверь обезумевший Раздолбеж. В кафетерии накачивались черной жижей эфирники; о судьбе выпускающего Славека Павле оставалось только догадываться. Слабительным его Сава накормил, что ли?
– Разгон, – сказал Сава не оборачиваясь.
На трех окошках из девяти вертелся одинаковый рекламный ролик, а маленькая цифра «четыре» в правом верхнем углу призвана была напомнить зрителю, на каком канале работает его телевизор. Данные выборочной статистики показывали, что восемьдесят пять… нет, восемьдесят девять процентов всех возможных телевизоров работают именно на «четверке».
– Мы в эфире, – сказал Сава все так же негромко.
На экранах разворачивалась заставка передачи «Портал». Она появилась именно тогда, когда и должна была появиться; миллионы зрителей сидит сейчас в креслах и ждут… чего? Обзорной экскурсии по театрам столицы? Чтобы, посмотрев пять минут, в раздражении перещелкнуться на другой канал?
Шестьдесят восемь процентов. Вот так рейтинг.
– Все, – сказал Сава.
На экране, на фоне закрытого занавеса, завис на скорую руку сработанный титр: «В. Скрой. «Первая ночь».
– Понеслась, – сказал Сава удовлетворенно. – По хронометру два часа двадцать три минуты… Задавим новости нафиг. И правильно, и кому они нужны?