– Прическа?! – заволновалась Стю. – Неужели прическа не удалась?
– Прическа удалась, – Нюта качнула слипшимися красными прядями, – жизнь, – всхлип! – не удалась…
– Ага! – Стю, похоже, вздохнула с облегчением. – Я щас буду.
И отключилась, прежде чем Нюта успела ответить. Если по-честному, то отвечать и не следовало. А надо было запереть дверь на все замки и предаваться горю в гордом одиночестве. Нюта пнула ни в чем не повинный ботинок, подвернувшийся под ногу. Ботинок улетел под стол.
Нет! Больше одиночества и печали она не выдержит. Пускай Стю все-таки придет и спасет ее! А то она засохнет в безводной пустыне собственной скорби, превратится в скрюченный кактус. Или в мумию. Или утонет в горьком озере своих слез. Или…
Ой, а что она торчит-то в прихожей? Щас Стю придет! А тут вместо лица – красный помидор!
Нюта переместилась в ванную, крутанула холодный кран, подождала, пока вода станет ледяной, и ожесточенно плеснула на пылающие щеки. От ледяной воды полегчало. Она с упорством маньяка полоскалась под ледяными струями, когда наконец раздался звонок.
Где-то живут люди, у которых в дверь вделаны легкие мелодичные колокольчики с голосами райских птиц. «Чиви-чиви-чив!» – должно быть, пиликают они. Или: «Тирли-тирли-ру!»
В Анютину дверь был вмонтирован не звонок, а миниатюрная бензопила (так, по крайней мере, ей всегда казалось). Бензопиле наверняка не терпелось устроить в доме какую-нибудь кровавую резню. Стоило нажать на кнопку, как бензопила издавала кровожадный рык с садистским повизгиванием. Зато слышно было даже в ванной, когда льется вода.
Нюта, забыв вытереться, бросилась открывать.
– Салют! – бодро кивнула подруга.
Слишком бодро. У нее за плечом, на лестничной площадке, маячила темная рослая фигура. Нюта недоуменно похлопала ресницами, на которых еще висели капельки воды. Фигура между тем придвинулась ближе, вышла из сумрака и превратилась в высоченного незнакомого парня.
Высоченного!
Незнакомого!
Парня!
Вот это подстава!!!
С незнакомыми парнями хорошо знакомиться на берегу синего теплого моря (которое от нас очень далеко), или на берегу серебряного холодного озера (гораздо ближе), или, в крайнем случае, около зеленого пруда-лягушатника (вот это – пожалуйста, под самым боком).
При этом знакомство непременно должно быть овеяно нежным дыханием романтики. Например, неспешно ступая в длинном старинном платье по мелкому песку, она заметила…
Или – кокетливо гарцуя в коротких современных шортах по крупной гальке, она вдруг увидела…
Или даже – легкомысленно прыгая в любимых потертых джинсах по моховым кочкам, она встретила…
Но только не сталкиваться с ними нос к носу на пороге собственной квартиры! Особенно когда у тебя зареванное красное лицо, мокрые волосы, опухший нос и глазки-щелочки!
Стю, вежливо подвинув остолбеневшую хозяйку, шагнула в прихожую и втащила за собой незнакомца:
– Знакомься, это – моя подруга Анька. А это – Жека! У него – прикинь! – папа – олигарх! Приехал в гости. К бабушке.
Тут Нюта, в довершение собственного позора, покраснела. Хотя на фоне общей помидорности лица этого, наверно, никто не заметил. Ей хотелось крикнуть во все горло:
– Стю! Редиска ты, нехороший человек! Как?! Как ты могла привести ко мне незнакомого парня, зная, что я только что ревела в три ручья?!
Но вместо этого она спросила хриплым мрачным голосом:
– А бабушка?
– Что бабушка? – не врубилась Стю.
– Бабушка – тоже олигарх?
Жека испуганно дернулся. Не каждый день с ним заговаривали такие красные распухшие девицы. Да еще вот так с ходу вместо приветствия интересовались бабушкой-олигархом. Он недоуменно уставился на Нюту с высоты своего роста и… тоже слегка покраснел.
Нюта невежливо повернулась к гостям спиной и гордо удалилась в комнату. Без комментариев. Очень хотелось хлопнуть бронированной дверью, щелкнуть сейфовым замком, опустить черные шторы и предаться одиночеству и печали.
Увы, увы… Не было у нее ни сейфовых запоров, ни черных штор. Поэтому Нюта прикрыла за собой хлипкую дверку и подумала – а не спрятаться ли куда-нибудь? Под стол? Или в шкаф?
Но поздно.
Стю уже небрежно провожала олигархова сынка на кухню, дабы не путался под ногами. А по дороге наверняка выдала ему первую попавшуюся гостеприимную фразочку, на которые была большой мастерицей. Например:
– Не парься, Анька никогда не видела олигархов и побежала за фотоаппаратом;
– Не парься, Анька никогда не видела олигархов, у нее от изумления прихватило живот, поэтому она ломанулась в туалет;
– Не парься, это вовсе не моя подруга Анька, это красный опухший говорящий помидор!
(В любом случае олигархов сын небось незамедлительно начал париться.)
Нюта ждала, забившись в любимый диванный угол. Дверь скрипнула. Стю осторожно сунулась в комнату, и в нее тут же полетела подушка, которую подруга привычно поймала на лету.
– Ну ты и сволочь! – горячо, но вполголоса (чтоб не услышали на кухне) рявкнула Нюта. – Ты меня даже не предупредила!
– А ты бы нас впустила? – логично возразила нахалка, швыряя подушку обратно.
Нюта невольно хмыкнула. Фиг бы она их пустила, конечно!
– Во-во, – подругу, похоже, абсолютно не мучили угрызения совести, – заперлась бы дома, я тебя знаю. Кстати, стрижка – суперская! Ураган!
Вечно она вставляла в речь какие-то замороченные словечки. Они легко срывались у Стю с языка, повергая слушателей в шок и трепет. Особенно если слушателями были учителя.
«Ураган» – это была высшая оценка, пятерочка. Однако Нюта не обрадовалась. Она опустила голову и безнадежно шмыгнула носом. Сынок олигарха, который активно парился на кухне, мигом вылетел у нее из головы.
– Ну-ну-ну! – забеспокоилась Стю, глядя, как глаза подруги многообещающе наливаются слезами. – В чем проблема-то? Прическа – супер! Штаны – отпад! Чего ревешь-то, как крокодил Гена на похоронах Чебурашки?
– Понимаешь, – с дрожью всхлипнула Нюта, – я не могу!
– Че не можешь-то? – Стю явно не понимала.
– Ни-че-го! Ничего я не могу! Он такой… – Тут Нюта возвела глаза к потолку. – Такой яркий… необыкновенный… особенный… А я… я – просто чукча-а-а… Обыкновенная-а-а… – Последние слова сопровождались жалобным подвыванием. Похоже, добрый ангел-водопроводчик снова открыл кран.
Стю на всякий случай тоже подняла глаза к потолку. Ничего необыкновенного она там не заметила, не считая нескольких паутинных ниточек и облупившихся трещин. Ничего такого, что могло заставить ее лучшую подругу столь жалобно подвывать.