— Я прошу прощения, — помолчав, сказал Крокодил. — Я не смог… исполнить наш уговор. Я не смог его удержать. Только навредил всем.
— Я не могу вернуть вас на Землю, — холодно сказала Шана.
— Один вопрос: вы не станете этого делать, потому что я не справился? Или вы изначально блефовали и обещали мне… чего не собирались, да и не могли исполнить?
Шана молчала, и в сумерках он не мог разглядеть ее лица.
— Ясно, — сказал он чуть охрипшим голосом. — Но фрагмент, который вы мне предоставили, он… подлинный?
— Подлинный, — сказала Шана. — Но это все, что осталось от вашего будущего. Его нет. Бюро взяло его в оплату за всякие мелочи, за визу… За язык.
— Это правда, что Бюро вывозит с Земли только тех, кто должен скоро умереть? Чтобы предотвратить изменение истории?
— Это заботы Бюро. Нам они таких подробностей не сообщают.
— Изменение истории… Как можно изменять то, чего еще нет?!
— Это Бюро, — устало отозвалась Шана. — Парадоксы для него — питательная среда. Бульон.
— Ясно.
— Андрей, — сказала Шана. — Я не знаю, что мне делать. Я своими руками погубила свою жизнь и своего внука.
— Погубили? — Крокодил решил, что ослышался. Шана, какой он знал ее, не могла произнести таких слов.
— Для меня он был — зависимый! — Глаза Шаны блеснули в темноте. — И я до сих пор зависима от него… Впрочем, забудьте. Вам это не нужно. Семейные предания.
— Как так вышло, что Альба… что ваша дочь полюбила… то, чего нет?
— Почему — нет? — Шана подняла голову. — Есть… Это было. Реальность, созданная ее волей. Прекрасная реальность. Прекрасный парень, сильный, красивый…
— Зеленокожий?
— Скорее бронзовый. Мужественный, веселый, благородный. Любящий мою девочку, как обычные люди не умеют любить… Он никогда бы не ушел от нее ради высшей цели, ради спасения или свершений, да ради чего угодно.
— А Аира? Ушел? — Крокодил почувствовал себя очень близко если не к разгадке, то к очень важной информации.
Шана не ответила. Кажется, имя Махайрода было для нее паролем наоборот — ключом, запирающим уста.
— Но вы видели этого бронзового парня? — спросил Крокодил, уже не надеясь на ответы. — Своими глазами? Или он был… как предание, как воображаемый друг?
— Я тоже любила Альбу, — высокомерно отозвалась Шана. — Я умею любить, в отличие от некоторых. Да, я его видела.
— А… он? Он видел этого… бронзового человека?
— Не знаю, — после короткой паузы ответила Шана, и голос ее сделался низким, почти мужским. — Он наперед знал, что случится, хотя был старше Альбы всего на пару лет.
Она поднялась. Снова посмотрела на небо; Крокодил видел ее острый подбородок.
— Простите, Андрей, я вас использовала, — сказала, будто извиняясь за случайно запачканный плащ.
— Дело житейское, — в тон ей отозвался Крокодил. — Пользы это не принесло.
— Не принесло, — согласилась Шана. — Утром он сбросил мне информацию… Закрытую информацию, Андрей. Я сброшу это вам — с возможностью однократного просмотра, уж извините, потом пакет себя уничтожит.
И она ушла, не прощаясь, зашагала через поляну к терминалу станции монорельса.
* * *
«По поводу вашего запроса, Консул. Во-первых, да: Вселенское Бюро миграции сокращает объемы сотрудничества и в ближайшие несколько витков прекратит совсем. Во-вторых, нет: это никак не связано с ошибками миграционной службы Раа и сложностями адаптации мигрантов. В-третьих, нет: техническое обслуживание спутников полностью устраивает Бюро. В-четвертых, да: свойства материи на Раа продолжают меняться, и темпы изменений нарастают. В-пятых, нет ответа: Бюро ознакомилось с вашей выкладкой о протезах смыслов, однако, не проанализировав ситуацию, Бюро не может давать вам советов. Это все, Консул».
Щелчок.
— Конец записанного фрагмента, — сообщил серьезный детский голос, и что-то снова щелкнуло. — Информация из архива Стратегического совета.
Яркий экран оставался пустым. Послышался размеренный голос Аиры:
— Думаю, они пронаблюдают, что с нами будет, и уже на этом основании примут решение. Как это было во времена первой Смерти Раа. Сейчас ясно одно: стабилизаторы не справляются. Уже не справляются. Полным ходом идет перерождение материи, произвольно запустившееся шестнадцать лет назад. Посмотрите на хронику последних инцидентов с нарушением материальности мира. На динамику роста детей, рожденных в последние шестнадцать лет. Если нынешние малыши дорастут до зрелости — они будут не меньше трех метров ростом. Но дети не дорастут, если процессы расслоения реальности сохранят темп. В связи с обстоятельствами я прошу Стратегический совет предоставить мне исключительные полномочия. Это все. Махайрод.
— Конец записанного фрагмента, — повторил детский голос с той же интонацией.
Экран мигнул и погас.
* * *
Скрип-скрип.
Снег летел, струился водой, ежесекундно меняя рисунок на белом склоне. Не видно лыжни, уже не видно леса, только серая мгла вокруг и огонек впереди.
И он не приближается. Беги, не беги, шагай, ползи — а он все так же мерцает впереди, недостижимый.
— Ты не устал, малыш?
— Не-а.
— Не замерз? Мы скоро придем.
Вранье. Мы не придем никогда.
«Где я ошибся? — думал Крокодил. — Где и когда я впервые проявил слабость? Когда женился на Светке? Не то; попробовал бы я не жениться… Когда позволил ей увезти Андрюшку? А как я мог не позволить, она ведь его мать… Где и когда? Или от меня вообще ничего не зависело, я плыл по течению, делал, как все… И вот я мигрант на Раа, и мне хорошо здесь. Я свободен и сыт, я могу собирать скульптуры из корней и шишек и выставлять на всеобщее обозрение. Я могу наращивать рейтинг ответственности, я могу учиться, я могу спать…»
— Мне не холодно, папа, — тихо сказал ребенок.
Крокодил подался вперед, пытаясь разглядеть его лицо. Но в это время налетел ветер, взлетели горы снега, залепили глаза. Снег не был холодным — он впивался в лицо, как веревки, и шумел, будто дождь…
Крокодил проснулся.
Он лежал в гамаке под навесом. Снаружи накрапывало; здесь, в открытом шалаше, было что-то вроде общественного места отдыха — две женщины о чем-то советовались, подобрав рукава длинных, прежде не виданных Крокодилом одеяний. Молодой мужчина сидел на траве, работая с коммуникатором, и больше не было никого. Десяток гамаков вдоль стены пустовали. Звучала вода; дождевые капли звонко били по широким листьям деревьев в лесу.
Давно миновал полдень. Крокодил встал, умылся у родника (никто на него даже не посмотрел) и вышел под дождь, который, впрочем, и до земли почти не долетал — весь разбивался о кроны.