— А я не считаю тебя трусом, я тебя видел на Пробе, — Аира улыбнулся краешками губ. — Надо полагать, ты потому и хочешь вернуться на Землю — там у тебя близкие, за которых ты готов в огонь и в воду… А что Шана, она обманула тебя? Она не может вернуть тебя на Землю?
Крокодил нахмурился, разглядывая его. Лицо Аиры оставалось бесстрастным, мутноватые глаза казались сиреневыми.
— Никто не может, — признал Крокодил. — К тому же до моего рождения миллионы лет.
И подумал с неожиданной горечью: может быть, за эти бессчетные годы хоть кто-нибудь успеет наступить на подходящую бабочку и такого недоразумения, как Андрей Строганов, вовсе не станет в истории человечества. А значит, не станет его проблем, не станет бед его сына…
— Знаешь, Аира, — слова сорвались, как вода с плотины, — если бы во Вселенной объявили конкурс на самое бессмысленное существование — я имел бы шанс на победу. Любой гриб в лесу существует стократ осмысленнее. Любая мошка-однодневка по сравнению со мной — фундамент мира.
— А ты хочешь, чтобы в твоем существовании был смысл? — Аира заинтересовался.
Крокодил пожал плечами:
— Да нет… Это я так. Капризничаю.
В лесу постепенно темнело. Старый дом на той стороне оврага совсем утонул в сумерках. Бесшумно вылетела из дупла первая ночная птица; животное, похожее на ящерицу, штопором взлетело по ближайшему стволу. Через секунду из кроны свесился длинный липкий язык.
— Ладно, я понял, — неожиданно для себя сказал Крокодил. — Я мог бы умереть за будущее Раа. Но не мог бы послать на смерть другого человека.
— А я могу, — сообщил Аира. — В этом разница.
Он протянул руку и коснулся тонкого ствола над обрывом. Широченные листья дрогнули и вдруг поникли, как сложенный зонтик. Один оторвался и шлепнулся на плечо Крокодилу, будто эполет.
— Оживет, — сказал Аира, будто отвечая на неслышный упрек. — Ночью будет дождь.
— Как ты это делаешь?
— Размыкаю контур, включаюсь в систему, перераспределяю потоки энергии…
— Какие потоки?
— Энергии. Жизни.
— Это шаманство и лженаука. Этому нет материалистического объяснения.
— Нет, — согласился Аира. — Материалистического — нет.
Он положил руку на плечо Крокодилу. Того накрыло горячей волной, бегущей от затылка по всему телу; будто пузырьки в газировке, заструились мурашки вдоль спины. Резко сделалось светлее.
Крокодил снова увидел дом на той стороне оврага, увидел каждую травинку под ногами и увядшее дерево с тяжело поникшими листьями — похожее на фикус, который долго не поливали.
— Перестань! — рявкнул Крокодил. Аира убрал руку с его плеча:
— У меня для тебя новость, Андрей. Не знаю, как ты это воспримешь, но кое-какие твои действия подсказывают мне, что для тебя это важно. И утаить я не имею права…
— Утаить — что?! — Крокодил почувствовал, как отливает кровь от щек.
— Я провел маленькое расследование по твоему миграционному делу.
Аира замолчал. Крокодил ждал, стиснув зубы. Потому удивился, отчего Аира так долго держит паузу. Потом заглянул ему в лицо.
Аира стоял, застыв на месте, подняв к небу лицо, совершенно забыв о присутствии Крокодила. Ноздри его раздувались.
— Аира?
— У нас неприятности. Погоди, Андрей.
Крокодил огляделся. Ночное зрение покидало его, яркая картинка выцветала, но так медленно и постепенно, что Крокодил вполне мог различить и овраг, и лес на его склонах, и водопад, и дом. Ни одна травинка не шевелилась тревожно — покой и птичье пение.
— Что случилось, Аира?
— Коммуникатор, — губы Аиры едва шевельнулись. — Сорок девятый, северное. Видишь меня?
Ответа Крокодил не слышал.
— Координаты, — сказал Аира. И снова выслушал ответ.
— Высылай, — сказал Аира. — Тревога.
— Что случилось?! — выкрикнул Крокодил, секунду назад давший себе слово молчать и казаться осведомленным.
— У нас расслоение реальности, — Аира мельком глянул на сиреневое вечернее небо. — Бегать не разучился?
* * *
На стадионе у Крокодила не было бы шансов против Аиры, но они бежали по лесу, и кусты, мох, пни и кочки одинаково мешали обоим. Крокодил в первый момент отстал, но почти сразу догнал инструктора и побежал за ним — в затылок, как когда-то на острове. Обутым бегать удобнее, чем босым, но Крокодил понимал, что долго такого темпа не выдержит.
Его ночное зрение снова обострилось — наверное, от выброшенного в кровь адреналина. Он видел ясно, и это спасало: в сумерках он уже десять раз напоролся бы на сучок, к тому же Аира часто менял направление, выбирая путь. Потом лес вдруг закончился, Крокодил увидел себя на опушке рядом со станцией и чуть не споткнулся о рельс, утонувший в траве. Аира резко остановился, и Крокодил чуть не налетел на него сзади, как в старой комедии.
Прошла секунда тишины.
Потом из перелеска напротив выскочили парень и девушка. Оба неслись, задыхаясь, из последних сил; Крокодил сначала подумал, что они, как и Аира, спешат на чей-то неслышный зов; девушка, бледная, с искаженным от усилия лицом, промчалась мимо, не глянув на Аиру и Крокодила, а парень крикнул что-то неразборчивое, паническое, нечто вроде: «Бегите!»
Крокодил глянул в ту сторону, откуда они появились.
В сумерках можно было разглядеть, как дрожат верхушки деревьев. Отдаленных. Ближе. Еще ближе; как будто волна катилась у корней, заставляя содрогаться кроны.
Крокодил прищурился. Между стволами различимо было движение — неуловимое, неестественное, хаотичное.
Спустя секунду из рощи хлынул поток густой жижи, и первая волна была в человеческий рост. Обмерев на месте, Крокодил успел увидеть, что волна состоит из отдельных пульсирующих тел. Твари, похожие на желейных червей, слипались и разлипались, свивались и развивались и вместе образовывали единую текучую массу, и эта масса прорвалась сквозь лес, через подлесок и вырвалась на открытое пространство.
— Что это?!
Волна опрокинулась. Жижа растеклась по траве, и удар был такой, что почва под ногами содрогнулась. Крокодил неудержимо пятился; он понимал, что должен бежать, спасаться, нестись со всех ног вслед за парнем и девушкой, — но Аира стоял, опустив руки, отрешенный, даже расслабленный, и смотрел на бушующую жижу. Крокодил не мог бежать, пока Аира вот так стоит.
— Аира?!
— Десять шагов назад, Андрей, и замри как вкопанный.
Раз, два, три, четыре…
Крокодил шагал спиной вперед, отчетливо понимая, что стоит ему повернуться к жиже спиной — он не удержится, поскачет зайцем.
Пять, шесть, семь…