— Засада. Отличное укрытие для лучников.
— Его Незыблемость подозревал Зигбама, того старика, который…
— …которого ты нашел потом в холмах. Да. Я видел.
— Как…
— Я угнал твою крыламу, — спокойно пояснил Император. — Помнишь? Такой парень в зеленом, с арбалетом…
Варан молчал. Император улыбнулся:
— Там на дне бассейна — ход в мою потайную комнату… Ты не против спуститься и поговорить по душам?
Варан посмотрел на туман, клубящийся над поверхностью. Императору приходится нырять всякий раз, когда…
— Это не вода, — Император шагнул на дно бассейна. Не было ни всплеска, ни брызг. Он поднял руку — ладонь была сухая:
— Пойдем… Это видимость.
Варан последовал за ним. Марево, изображающее воду, было приятно на ощупь — прохладное, струистое. На дне бассейна нашелся люк, крышка его отъехала в сторону в ответ на шипящее слово, произнесенное Императором, и так же беззвучно закрылась потом над их головами.
В потайной комнате был стеклянный пол. Варан поначалу замер — ему показалось, что трое магов, сидящих внизу перед круглым столом, сейчас поднимут головы и увидят его; секундой позже он понял, что пол прозрачен только в одном направлении — вниз.
— Сейчас там нет ничего интересного, — равнодушно заметил Император. Хлопнул в ладоши, и Варан увидел темный коридор, подсвеченный красноватым светом. По коридору шагал слепой стражник с щелкуном на привязи.
— Значит, это не окно? Я думал…
— Это окно — в широком смысле слова… Я наблюдал за тобой с того момента, как ты пересек второй кордон.
— Да?
Слепой стражник, достигнув развилки, уверенно повернул направо.
— Садись, — предложил Император.
Варан с трудом оторвал глаза от происходящего внизу. Огляделся; круглая комната освещалась голубыми и белыми шарами жидкого пламени. Варан на секунду задержал дыхание. Император, внимательно следивший за ним, вдруг щелкнул пальцами, и шары поменяли цвет на солнечно-желтый.
Варан поймал его взгляд. Его новое Величие был, пожалуй, проницательнее даже Подставки. Варан не знал, чего теперь ждать.
— Садись, — настойчиво повторил Император.
— Я не уверен, что протоколом предусмотрено…
— Ты не веришь мне? — Император прищурился. — Ты меня не видишь?
Варан опустился на потерявший прозрачность пол. Кресло в комнате было только одно, темное, похожее на корягу, все в переплетении коричневых древесных стеблей. Корни дрогнули, когда Император, подобрав полы серебристой мантии, уселся.
— Мне привозят бродяг. Их все еще ловят по приказу, отданному тысячу лет назад… не так охотно, как прежде, но ловят и привозят. Это небесполезно — бродяги много знают, много видят… такого, чего не прочитаешь в придворных докладах.
Варан молчал.
— Несколько дней назад я вышел на балкон, как обычно… и почуял странный запах. Он был как ниточка в море других, в спутанном клубке… этот город так смердит, Варан, особенно по утрам, когда они просыпаются…
— Кто?
— Властолюбцы, лавочники, скупцы, менялы, старьевщики… и маги, среди которых лавочников и властолюбцев куда больше, чем ты себе представляешь. И вот среди этого смрада я почуял твой запах. И решил, что схожу с ума… Почему ты молчишь?
Варан опустил глаза:
— Не решаюсь говорить с Его Величием Императором.
Сделалось тихо. Император мог сейчас подняться… хотя нет, ему необязательно было вставать. Он мог вполголоса отдать приказ, и Варана доставили бы туда, куда он с самого начала ожидал попасть — в каземат.
— Ты боишься, винтовой?
— Это не страх. Это трезвое представление о жизни, которое приобретаешь только с годами.
Император выпрямился в кресле. Варан выдержал его взгляд — не без усилия.
— Ты во многом прав, — жестко усмехнулся тот, кто когда-то был Подорожником. — Я вижу себя твоими глазами. Это даже хуже, чем смотреть в зеркало по утрам…
Варан промолчал.
— Я не пожелал быть государственным мясом, разделанным во имя целостности Империи, — монотонно заговорил Император. — Меня не решались по-настоящему связать… и правильно — ведь мы летели на такой высоте… Я потихоньку размотал веревочку, которой меня символически привязали к седлу, и прыгнул. Ты видел.
— Я верю, что вам удалось выжить.
— Послушай… У самой воды я замедлил падение. Но все равно сильно ударился плечом и рукой. Неподалеку были люди — я учуял лодку… Это был старик на колесной плоскодонке, почтарь, который когда-то привез меня на Круглый Клык…
— Макей, — вырвалось у Варана.
— Да… Я сумел позвать его. Он подобрал меня и отвез на Седое Крыло. Я сделал так, чтобы он забыл обо всем, что случилось. Я знал, что тот, которого ты позже называл Подставкой, не поверит так просто в мою смерть. Но к моменту, когда явились с расспросами его люди, я уже был далеко. На этот раз удача меня не оставила.
— Я верю.
Император сплел пальцы. Красный перстень вспыхнул и погас.
— Варан, ты сам не понимаешь, почему я так неприятен тебе. Почему страшен. Не потому, что я Император… Потому что ты знаешь — или догадываешься, — что и как я делал на пути к трону.
Матовый пол снова сделался прозрачным. Варан увидел улицы города — толчею, трубы со сточной водой, суету, вывески, неуклюжие педальные экипажи, чем-то похожие на памятную лодку Макея…
— Ваше Величие…
— Помолчи. Я — носитель искры… предавший ее, как многие другие. Я отчаялся познать, что такого нового и прекрасного должны нести маги этому миру. После того как меня арестовали на Круглом Клыке, чтобы доставить прямиком в имперскую усыпальницу, я решил, что хватит прекраснодушия… У меня хватило силы выжить и прогрызть себе дорогу к трону. А тебя — тебя! — я отправил на поиски Бродячей Искры. Это мою — мою! — мечту ты всю жизнь пытался исполнить… Ты навсегда ушел с Круглого Клыка… Молчи. Я знаю, что она умерла.
Варан отвел глаза:
— Все, что я делал — делал по своей воле. А она умерла так давно, что… ее все забыли. Даже я.
— Я не забыл, — Император вдруг улыбнулся. Выпрямился в своем кресле, его глаза впервые сделались ярче золотого обруча надо лбом, и в этот момент Варан окончательно узнал его.
И нахлынуло: ослепительный мир горни. Зажмуренные глаза. Дрожащие доски трапа под ногами. Чужие слезы на его щеках.
Нила.
— Время — самое страшное, что есть на свете, — сказал Варан. — Мы так привыкли к нему… Нас пугает война, голод, моровая язва… тогда как время — хуже войны и мора, мы ничего не можем с ним сделать. Ни заключить мир. Ни найти лекарство. Ни повернуть вспять. Время — полная тьма, и если кто-то потерял в нем что-то — воспоминание… счастливый день… или человека… уже никогда не вернет его.