Они увидели его одновременно.
– Я сделала, – сказала Яска вместо приветствия, ее голос звучал еще ниже, чем обычно. – Я кое-что сумела, Развияр.
– Тебе надо отдохнуть, – быстро проговорил Лукс. – Развияр, ей надо поесть и отдохнуть, она торчала там сутки напролет, в этом вонючем дыму…
– Пойдем, – сказал Развияр. – Пообедаем, и ты все расскажешь.
* * *
Котлован был прикрыт сверху железным куполом. Из многих труб валил дым. Внутри, в красном раскаленном мареве, сновали люди в тяжелой многослойной одежде: кочегарили, перекладывали яйца, возились с механизмами.
Котлован был глубок и сужался книзу. На стенах его, ярус за ярусом, гнездились огневухи: старые, юные, способные и неспособные нестись. Здесь были личинки, очень опасные, заточенные в клетки из закаленной и заговоренной стали. Яйца горами лежали в решетчатых лотках. Надо всем этим возвышалась железная стрела, похожая на колодезный журавль, со стальной люлькой на цепи.
– Изготовились! – прокричала Яска повелительным, почти мужским голосом. – Пошел!
Дрогнула стрела. Звякнула, натягиваясь, цепь. Развияр невольно ухватился за край люльки. Работники, управлявшие «журавлем», кряхтели от натуги.
Люлька соскользнула с края помоста и закачалась. Развияр оказался зависшим будто над огромной печью; работники понемногу отпускали цепь, и люлька опускалась. Яска сжимала в руках приспособление, похожее на обыкновенный печной ухват.
– Ты храбрая женщина, – сказал Развияр.
Яскины глаза блеснули из-под шлема:
– Ты только теперь узнал?
Он улыбнулся под кожаным забралом. Люлька опускалась все ниже, все труднее становилось дышать.
– Развияр, – Яскина рука вдруг взяла его за локоть. – Откажись от похода на Мирте.
– Не слышу.
– Чего тебе не хватает? У тебя все есть! Ты великий властелин!
– Ничего не слышно в этом треске.
– Вокруг полно земли, которую ты можешь взять силой оружия! Земли и людей! Иди хоть на Каменную Стрелку, хоть в Пузатый Бор… Оттяпай кусок у Империи! Если совсем не можешь без этого… без войны.
– Ну и жарища тут… Губы трескаются.
– Золотые неподвластны магии, – Яска говорила очень быстро, их шлемы соприкасались. – Они не проиграли на море ни одного сражения. Маг может устроить шторм, вихрь, но море – это не суша, Развияр, море взбунтуется все, со дна до неба, и маг утонет, а их корабли – удержатся на плаву. Они великие кормчие… Великие воины. Я не знаю даже, когда они лгут, а когда говорят правду. Их невозможно запугать. Это страшные люди…
– Очень добрые, – вырвалось у Развияра.
– Они не любят гекса, но никто не любит гекса, Развияр. Золотые, по крайней мере, не людоеды.
Он вспомнил ночь на плоту и свитки из человеческой кожи, которые он жег, бросая в огонь жаровни.
– «Лепесток на воде,
Седло моей памяти.
В седле зачну новый день,
И завтра поднимается солнце»…
В яме, где трещал огонь, тихих слов невозможно было расслышать под шлемом, но Яска расслышала.
– Ты хочешь отомстить за себя? Или за свое племя? Что, кому ты хочешь доказать?!
Люлька опустилась почти до самого дна и остановилась, покачиваясь.
– Это здесь, – сказала Яска совершенно другим, деловитым голосом. – Смотри.
* * *
Они поднялись наверх через час. У Развияра раскалывалась голова от духоты и жара, он со вздохом облегчения стянул с себя кожаный шлем и жадно принялся умываться. Длинные Яскины волосы были туго заплетены на затылке; женщина сначала напилась и только потом смыла сажу с высоких белых скул. Жестом отослала слуг, и те удалились на почтительное расстояние.
– Ты доволен?
– Да, – он выпрямился, позволяя каплям свободно бежать по щекам. – Яска, с таким оружием мы непобедимы.
– Нет, – она выдвинула вперед нижнюю губу. – Никто не бывает непобедимым. Помнишь, что ты говорил о магах: «Это обратная сторона могущества. Они так свыкаются со своей силой, что начинают недооценивать простых людей».
– Ты запомнила? И помнишь до сих пор?
– Да. Я еще пообещала тебе быть мудрой.
– Сдержала обещание, – Развияр улыбнулся.
Яска не ответила на его улыбку:
– Мудрый удержал бы тебя, Развияр.
Он обнял ее, как обнимал в юности. Прижал к себе, погладил по голове. Коснулся губами лба. Она осторожно высвободилась:
– Ты знаешь, что Лукс мне верен? Что, кроме меня, у него нет женщин ни в замке, ни в Нагорье?
– Все мужчины так говорят, – Развияр поперхнулся фальшивой фразой.
Яска помотала головой, сразу напомнив себя-девчонку:
– Я маг, если ты заметил. Мне кое-что открыто… Лукс меня любит всю жизнь. А я люблю тебя, – Яска подняла голову, в небо, перепачканное дымами из труб над котлованом. – Который не пропускает ни одной хорошенькой юбки. Который никогда, ни разу в жизни не сделал так, как я просила. А всегда поступал по-своему… И когда же поход, Развияр?
* * *
Послы от Императора прибыли на огромной белой крыламе. Их встречали сдержанно, но учтиво.
Послов было двое – разодетый чиновник, несущий себя, как хрустальную вазу, и маг – относительно молодой, молчаливый мужчина. Чиновник не снизошел до приветствия. Маг обежал глазами зал приема, и взгляд его остановился на Яске.
Женщина чуть заметно ухмыльнулась.
В присутствии магов оба переговорщика – чиновник и Развияр – говорили только правду. Чиновник выразил скорбь, Развияр выразил сожаление; чиновник выразил озабоченность, Развияр выразил уверенность. Маги стояли лицом к лицу, сверля друг друга взглядами. Оба перстня – бирюзовый и ярко-желтый – горели в полную силу.
– Мирте? – переспросил чиновник. – Однако…
И подумал: проклятый гекса разобьется о мощь Золотых, как глиняная чашка о мраморную стену.
Глядя на него, Развияр подумал, в свою очередь: некоторое время можно не ждать неприятностей со стороны Империи.
Маги подтвердили искренность намерений обеих сторон. Был подписан договор, многословный, на атласной бумаге. После сокрушительного поражения в Нагорье, после гибели мага, армии и крылам Император вынужден был считаться с новым соседом – опасным, непредсказуемым, заполучившим в союзники несговорчивых нагоров, захвативший власть над Фер.
– Мирте, – сказал чиновник, будто раздумывая вслух. И подумал: после того, как тебя разобьют, Император унаследует все твои владения.
Глядя на него, Развияр подумал: жди, счастливец.
На другой день крылама улетела; кроме чиновника и мага, на ней убыл сотник Бран, отряженный послом в Империю. Сотника должны были принимать с роскошью и честью, как императорского родича; он же призван был служить заложником на случай, если Развияр нарушит данное слово и потревожит границы Империи.