– Да. Она мне нравится.
Яска закусила губу и вдруг ударила его по щеке рукой с растопыренными пальцами. Острые ногти царапнули кожу.
– Научилась у Лукса?
Она отпрыгнула и вскинула руки. Напряглась; Развияру показалось, что он видит, как крохотные искры проскальзывают в ее поднявшихся дыбом волосах.
– Вот так, – сказал он, испытывая и горечь и радость одновременно. – Ты маг, грозный маг. Я хочу, чтобы ты злилась. Чтобы хотела убивать. Чтобы привела грозу.
– Я могу тебя убить, – прошептала она гораздо менее уверенно, чем ей хотелось бы.
– Конечно, – он кивнул, поощряя. – Убей.
Она медлила. Он лениво поднялся с тюфяка, пошел к ней, и она отступала, пока не уперлась спиной в деревянную стенку. Ее руки, вскинутые над головой, опускались все ниже.
– Убила?
Она задрожала.
Не прикасаясь не ней руками, он поцеловал ее в губы. Яска уронила руки и заплакала.
– Ступай.
Она пошла к двери. Обернулась через плечо.
– Ступай. Скажи ей – я жду.
– Я призову тебе грозу! – крикнула Яска. – И самая большая молния попадет в тебя!
– Замечательно, – он вытер со щеки капельку крови. – Теперь иди.
* * *
Он спал всего несколько часов, но отлично выспался. Женщина не задремала ни на миг. Он сразу понял это по ее напряженной позе: она как застыла вчера, так и лежала, не решаясь вздохнуть, с мурашками на голом смуглом плече.
– Тебе холодно?
Ее ресницы дрогнули. Она открыла глаза.
– «А есть края, где женщины плавны, как птичий полет, и бесшумны, как равнинные реки, – сказал Развияр. – Их мужья порывисты и отважны…» Что случилось с твоим мужем, Акка?
– Ходил рыбачить на большую воду. Кто видел – говорят, его утащила Смерть.
– А-а, – протянул Развияр.
Женщина снова устало опустила веки.
– Я похож на твоего мужа?
– Нет, – она отозвалась, не раздумывая. Потом глубоко вздохнула – и наконец-то переменила позу:
– Он был старше меня. Медлительный. Добрый.
– А я молодой и злой?
Она помолчала. Потом протянула руку и коснулась его расцарапанной щеки:
– Это она? Ты позволил?
– Конечно. Это ее право.
– Зачем ты так поступаешь с ней? Она тебя любит. Она провожает тебя глазами… Она тянется к тебе. Ведь ты это знаешь.
– Я тоже ее люблю. Поэтому не позволю, чтобы ее расстреляли с крыламы. Или зарезали гекса. Или измучил голод. Или утащила под воду Смерть. А я ведь не Император, чтобы по щелчку моих пальцев распускались цветы. Приходится изворачиваться.
Акка опустила глаза и долго молчала.
– Развияр, – она впервые назвала его по имени.
– Да?
– Зачем тебе? Я старею… и… много лет у меня никого не было.
Он коснулся губами ее ресниц. Она чуть заметно вздрогнула.
– Иногда я верю, что ты в самом деле можешь защитить нас, – прошептала с жалкой улыбкой.
– Разумеется, – он кивнул. – Верь. Так мне будет легче.
* * *
Облака сделались реже и неслись по небу еще быстрее, серые и сизые в утреннем свете. Низенькая роща, окруженная со всех сторон полями, казалась молочно-белой от паучьих сетей. Последнего паука здесь убили много недель назад.
Лукс сидел на расстеленном одеяле, натянув на плечи плащ. Поглядывал то на рощу, то на небо.
– Где она? – спросил Развияр.
Лукс медленно, будто нехотя, повернул голову:
– Там. Где деревья. Она не выходила, я бы заметил.
– Ветер по-прежнему южный.
– Что?
– Им пришлось возвращаться против ветра, – Развияр смотрел на небо, чуть улыбаясь. – Так думают в птичнике, и будут ждать их до полудня. А потом, когда они вылетят на поиски, ветер понесет крылам очень быстро. Доберутся к вечеру.
– Надо уходить, – нервно сказал Лукс. – Послушай… я тебя не понимаю.
Развияр улыбнулся шире.
– До сих пор все, что ты делал, оказывалось правильным, – помедлив, сказал зверуин. – Но однажды твоя удача… Она ведь может передумать, Развияр.
– Надеюсь, не сегодня, – Развияр потянулся всем телом, закинув руки за голову. – Потому что в такой переделке, господин Лунный-Кстати, мы до сих пор не бывали.
Зверуин потер шею – и нервно почесался правой задней лапой.
– Яска, – позвал Развияр. – Яска!
В паучьих сетях трепетали, как флажки, сухие листья и оброненные перья. Девушка вышла и остановилась в десяти шагах. На ней было ее старое платье, она куталась в плащ и все равно, кажется, мерзла: губы были синие, нос, наоборот, покраснел. Она выглядела жалко, но смотрела вызывающе: прямо в глаза Развияру.
– Доброе утро, ваше могущество, – мягко сказал он.
Она не выдержала его взгляда и потупилась.
* * *
Мастер-кожевник работал всю ночь и успел закончить в последний момент. Развияр видел панику в его глазах, когда оказалось, что седло кособоко сидит на Луксовой спине:
– Я сделал точно, как вы велели… Как нарисовал ваш… господин Лукс…
Развияр вытащил клинок. Мастер застыл на месте, не решаясь даже попятиться; в этот момент зверуин, вертящийся, будто в погоне за хвостом, подал голос:
– Ты неровно затянул! И подседельник съехал!
Развияр распустил все ремни и заново стянул их. Болели пальцы, зато седло теперь сидело, как влитое. Мастер перевел дух; на лбу его выступили мутные капельки. Развияр дал ему золотую монету, понятия не имея об ее истинной ценности, вскочил в седло, и через полчаса они уже миновали недостроенную заставу.
Над водой поднимался туман. На берегу валялись белые перья. Крылама, спутанная сеткой, прикованная цепью к древесному стволу, рвалась и металась всю ночь. В гневе она сломала и растоптала трость с набалдашником, но дело было сделано: она попалась. А выдернуть из земли столетнее дерево было не под силу даже гигантской птице.
Увидев всадника на зверуине, крылама встопорщила перья и закричала, широко разевая клюв.
– Погоди, – сказал ей Развияр. – Они придут сегодня вечером.
Лукс ничего не сказал. Правила этикета, возведенные в ранг закона, не позволяют четвероногому открыть рот прежде, чем к нему обратится всадник.
Тела стражников, усаженные вокруг кострища, были прикрыты темными плащами. Издали казалось – здесь продолжается отдых на привале. На треноге висел закопченный котелок в потеках каши. Над головами сидящих вились насекомые.