– Так кого вы ждали? – Развияр смотрел на женщину.
– Патруль, – с трудом проговорил мужчина. – Мы видели… видели, как они пролетели к заставе.
– Обрадовались?
– Патрулю не радуются, – сказал мужчина, выталкивая каждое слово.
– Когда как, – Лукс ухмыльнулся. – Хотели отделаться? Ждали, что нас пришлепнут наконец-то?
Сидящая женщина боялась пошевелиться. На станке перед ней лежала тонкая ткань, вся в кружевных узорах; на подставках горели, освещая комнату и рукоделье, две прозрачные чашки со светлячками.
– Мы не звали стражников, – не обращая внимания на Лукса, мужчина смотрел Развияру в глаза. – Теперь вы уйдете, а нас убьют за пособничество, – его голос дрогнул, – сожгут хутор…
– Не вы первые, не вы последние, – Яска вдруг подняла голову. – Сожгли мой дом и дом Развияра. Почему ваш должен уцелеть?
Лукс положил ей руку на плечо. Яска откинулась назад, привалилась затылком к стене, зажмурилась.
У рукодельницы задрожали губы.
– Может быть, сожгут, – мягко сказал Развияр. – А может быть, и нет. Может быть, мы уйдем, а может быть, останемся. Одно могу сказать точно: мы наградим тех, кто к нам добр, и накажем всех остальных.
Он остановился возле рукодельницы. Та сгорбилась сильнее.
– Акка, ты славно поработала. Мне нравится этот узор.
– Спасибо, – в отчаянии прошептала женщина. – Послушай…
Он взял ее за подбородок. Запрокинул лицо, заставив смотреть себе в глаза. Она часто задышала:
– Ты… погубишь всех. За что? Разве мы не были… к тебе… гостеприимны?!
– Гостеприимны? Ты – нет. Пока еще нет. Но у тебя есть шанс.
Яска чуть повернула голову. Посмотрела на Развияра; перевела взгляд на Лукса. Ее плечи поднялись и опали.
– Мы пропали, – обреченно пробормотал мужчина.
– Какая ты красивая, Акка, – сказал Развияр, глядя в отчаянные глаза рукодельницы. – Я хочу, чтобы сегодня вечером ты надела вот это кружево.
Яска сузила глаза. Отвернулась.
– Ты можешь держать в страхе наш хутор, – сказал мужчина, глядя прямо перед собой. – Ты можешь однажды перебить патрульных. Но что… что ты сделаешь, если прилетит звено?
– Звено? – Развияр наконец-то выпустил подбородок рукодельницы. – Конечно, прилетит. Но я не сказал вам всего: в лесу появились гекса. На Желтой Проплешине, так сказали стражники.
Мужчина молча взялся за голову.
– Гекса съедят нас, а потом их перестреляют сверху, – трясущимся голосом проговорила женщина. – Со всех сторон смерть. А дети… Дома… Хутор…
– Смерть повсюду, – небрежно сказал Развияр. – Ты могла умереть уже сто раз: в младенчестве от простуды, в детстве от голода, утонуть, разбить голову, заболеть, повеситься. Но ты до сих пор жива. По-моему, это повод для радости.
В двери замерла девчонка в короткой рубашке. Смотрела на него круглыми голубыми глазами.
* * *
Хозяин был прав: они держали в страхе весь хутор. Уходили, возвращались, пережидая облавы с воздуха. Взимали дань в виде одежды, еды, оружия и припасов. Ночевали в доме Акки, вдовы, и ее отца: это был лучший дом во всем хуторе. Никто не смел перечить Развияру: он легко взял власть над этими людьми. Он мог бы стать бароном на этом маленьком хуторе, если бы захотел.
И если бы их не преследовали, не искали, не высматривали. Если бы не приходилось тратить время и силы на маскировку, прикрытие, маневр. Имперские патрули никак не желали упускать след мятежного мага; весь Пузатый Бор, все городишки и села были прочесаны будто частым гребнем, и только до зарывшегося в землю хутора под самым лесом до сих пор не дошла очередь.
Пока.
Нападение на патруль было невиданной дерзостью. Развияр знал: только в нападении можно уцелеть. Прячась, скрываясь, обороняясь – всего лишь оттянешь неминуемый конец.
В дерзости – спасение.
* * *
– Я сделал все точно. Все по чертежу. Но у меня ведь нет опыта, я никогда прежде за такое не брался…
– Спасибо, мастер, – сказал Развияр. – Давай-ка примерим.
Большое седло из кожи печорки легло на спину Лукса. Затянулись ремни под белым мягким брюхом. Развияр подтянул стремена, нарочно стараясь не спешить. Тугие полоски кожи, круглые железные пряжки не поддавались без усилия.
– Как? – спросил у зверуина.
– Пока не знаю, – тот повернулся направо и налево, будто желая внимательнее рассмотреть свой хвост. – Сядь, тогда будет ясно.
Они вышли из кожевенной мастерской; ремесленник поспешил за ними. На улочке хутора – тропинке среди поросших травой крыш – Развияр уселся в седло. Второй раз в жизни сел в настоящее седло на спине Лукса.
– Сюда можно привешивать багаж, – сказал кожевник. – Вот колечки. Если понадобится, оружие…
– Понадобится, – кивнул Развияр. – Лукс, как?
– Жестковато. Будет тереть. Во-первых, надо подседельник.
Развияр обернулся к кожевнику.
– Вы ничего не говорили о подседельнике, – пробормотал тот, бледнея.
– Во-вторых, – продолжал Лукс, – надо вот здесь изменить форму… Ну-ка, сними, я покажу.
– Много менять?
– Порядочно.
– Мастер, – улыбаясь, сказал Развияр кожевнику. – К завтрашнему утру вся работа должна быть закончена. Успеешь?
– Да, – тот мелко закивал головой. – Конечно.
* * *
Облака, угловатые, изломанные, все так же неслись по небу. Развияр чувствовал их, даже не видя.
– Ветер южный.
Яска прижалась к его плечу. Заглянула в глаза; вдруг лизнула его ухо, смешно, щекотно, теплым языком.
Он обнял ее одной рукой.
– Развияр, послушай, – зашептала она, все плотнее к нему прижимаясь. – Я… сегодня… это было…
Он понимал. Она страшно устала сегодня, она пережила гибель родных. Она была палачом. Она выплакалась, как могла, и теперь хотела просто согреться. Банка со светлячками освещала теплым светом комнату, где не было ничего, кроме колченогого стола и тюфяка, набитого сухими листьями. Пахло осенью; Яска не нуждалась в словах. Она была необычайно чутка к прикосновениям.
– Развияр…
Он задержал дыхание. Все сделал, что мог? Все. Иначе нельзя.
Нежно коснулся ладонью ее макушки:
– Сегодня я хочу, чтобы ты ушла.
Она чуть отстранилась. Жалобно полуоткрыла рот:
– Развияр!
– Уходи, Яска, – сказал он с тяжелым сердцем.
– Ты позовешь эту корову в кружевах!
Яска казалась сейчас даже моложе своих лет. Смертельно обиженная девчонка.