Он молчал и глядел на меня, будто ждал ответа.

Я отступила. Подняла посох. Железный человек не удивился и, конечно, не испугался. Его жёлтые глаза, круглые, как у совы, мигнули — и снова неподвижно уставились мне в лицо.

— Что вам надо? — почти выкрикнула я.

— Мармелада, — сообщил воин. У него была странная манера говорить не на выдохе, а на вдохе, и от этого голос получался жуткий, свистящий.

В этот момент я его узнала — и от удивления чуть не выпустила посох.

— Уйма?!

Звякнув кольчугой, он подошёл ближе. Я глазела на него, забыв, где нахожусь.

Он побрился. Борода, в которой раньше тонуло его лицо, валялась теперь на полу какой-нибудь цирюльни… Хотя что я говорю? Острый ножик и обломок зеркала — вот вам и вся парикмахерская. Под бородой обнаружился незнакомый человек — белое, даже синеватое лицо с толстым шрамом на скуле, со впалыми щеками и круглыми розовыми губами. Из ноздрей крючковатого носа по-прежнему выглядывали короткие волоски, и два пышных куста росли из ушей жалкими воспоминаниями о былой людоедской красоте.

— Ого, — пробормотала я. — Где ты взял доспехи?

— Добыл в бою, — бывший людоед небрежно тряхнул шлемом. — Надо уходить. Я здесь всё уже узнал.

— Это я здесь всё уже узнала!

— Мы здесь всё узнали, — примирительно сказал Уйма. — Пошли.

Он отодвинулся, освобождая проход, из-за спины у него выскочил слуга с блюдом, полным раскалённых углей. Я отшатнулась, забыв о трёхногом столе. Крак! — ещё одна ножка подломилась, столешница накренилась кузовом самосвала, и мёртвое тело со стилетом в груди сползло на пол, оставляя за собой красную дорожку.

Слуга даже не повернул головы — умчался по делам. Я подошла поближе к Уйме. Превозмогла желание ухватиться за толстую руку в кольчужном рукаве:

— Кто его убил, ты не знаешь?

— Никто его не убивал, — Уйма разглядывал мертвеца, лежащего теперь на боку. — Он у них всегда так — полежит-полежит и встанет. Если враг у ворот. Если в нём большая нужда, вроде как вчера.

— Пойдём отсюда, — сказала я, помолчав.

— Ты ужинала?

Полчаса назад я готова была проглотить слона. Сейчас у меня начисто пропал аппетит.

— Пойдём, Уйма, пожалуйста…

Он пожал плечами.

* * *

Мы вышли за ворота без лишнего шума, но ни от кого особенно не прячась. Поле перед замком было вытоптано, у ворот лежало опрокинутое стенобитное орудие. Чуть дальше — обломки катапульты. Поодаль высилась куча мешков, набросанных один на другой; я присмотрелась. Мешки смутно напоминали человеческие фигуры с руками-ногами, а кое-где на мешковине были даже нарисованы лица! Огромные куклы были изрублены, распороты, песок из них почти высыпался, осталась куча тряпья.

— Что это?!

— Сам удивляюсь, — пробормотал людоед. — Понаделали кукол, набили песком, пришёл Мастер-Генерал — куклы встали и пошли. Страшное дело. Стрелы в них увязают, мечи тупятся… Его в клочья надо изрубить, чтобы он рассыпался, а разве он даст себя рубить?

Я вспомнила Максимилиана: «Куклы. Боевые игрушки Мастера». Солнце склонялось к горизонту; куча тряпичных бойцов отбрасывала длинную тень.

— Этот Мастер-Генерал… Он как-то их оживил, да?

— Мастер-кукловод, — проворчал Уйма. — И ведь не только кукол водит.

— А кого ещё?

— Людей, разумеется. Я видел. Как он скомандовал: «В атаку». Все вперёд как бешеные ломанулись. Слабые, сильные, трусливые, хромые… все.

— А ты?

Людоед долго молчал.

— И меня пробрало, — признался наконец. — Сперва ничего, ничего… А потом ка-ак… барабаны в ушах, в животе боевая песня. Вспомнил юность, понимаешь.

Уйма улыбался незнакомой улыбкой. Может, всё дело в том, что лицо у него бритое? Я попыталась справиться с нарастающим беспокойством. Дальше мы шли в молчании шагов примерно сто.

— Потом просыпаюсь, — проговорил вдруг Уйма, — посреди мясорубки. Те и рады уже отступить, так наши фланги сомкнули и месят направо и налево. А я вообще уже не различал — кто наши, кто ихние…

— Ты знаешь, что такое мясорубка?

— А как же!

И снова его ответ мне очень не понравился. Зачем им на островах мясорубка, людоедам? Уйма снова замолчал, и я не стала его расспрашивать.

Отойдя на приличное расстояние, мы оглянулись.

Мрачное серое строение с высокими стенами, с двумя башнями по бокам и массивным выступом в центре, замок был похож на боевого носорога, всю жизнь проведшего в схватках. Ни тебе балов, ни турниров, ни прочих радостей жизни — только бойня, атака за атакой, короткий перерыв на ужин и снова война.

— Кто это там? — спросил Уйма.

— Где?

Я присмотрелась. С такого расстояния мои глаза ничего не могли разобрать.

— Мальчишка? — спросила я с нехорошим предчувствием.

Уйма кивнул, не сводя с замка глаз.

— Он далеко, — сказала я. — Он нас не достанет.

— Кто это?

— Да так, — я отвела глаза. — Просто один знакомый.

Глава 11 По дороге, уставленной виселицами

Мы шли на север. Наступал уже вечер, когда у дороги нам повстречалась первая виселица.

— На верном пути, — сказал Уйма.

К моему большому счастью, виселица была пуста. Чёрная петля покачивалась, притворяясь безвредной верёвкой.

— Сядем и перекусим, — предложил Уйма.

Я согласилась. Запасливый людоед утащил с праздничного стола целый мешок мяса, сыра, лепёшек и кислых бледно-синих слив. От странных фруктов сводило скулы, зато они утоляли жажду.

Я ела и поглядывала на Уйму. Невозможно было привыкнуть к его новому обличью. Только я успела притерпеться к тому, что у меня в спутниках людоед, как вдруг знакомый дикарь без всякого волшебства превратился в незнакомого рыцаря. И это меня скорее пугало, чем радовало: дикаря, как известно, можно обмануть, провести, ну как-то «превзойти мозгами». А от этого нового Уймы я не знала, чего и ждать.

Так примерно я размышляла, но по мере того, как мой желудок становился всё полнее, настроение делалось всё лучше, и скоро мне уже не хотелось задумываться о неприятных вещах.

— Дело не так-то уж плохо, — взялась я рассуждать, когда ужин был съеден. — Принц-деспот — это раз. Принц-пленник — это два…