Слово Оберона | Страница: 22

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Кто?!

— Лишний вопрос. И моя очередь. Вот что…

Он открыл рот, чтобы спросить про карман, — и вдруг осёкся. Наверное, в этот момент ему подумалось, что я никуда не денусь — ведь вопрос про то, как отсюда выйти, остался незаданным. А может быть, он, как и я, решил, что переложить восковой отпечаток из кармана в карман — дело одной секунды. Так или иначе, Максимилиан задумался. На мгновение. Не больше.

— Зачем тебе принцы?

— Чтобы женить на принцессах, — выпалила я.

— Что?!

Наблюдая сейчас за Максимилианом, я получила вознаграждение за все неприятности, какие скверный мальчишка успел мне доставить. Кажется, это называется реванш: юный некромант выпучил глаза, разинул рот и вдруг покраснел. Алый цвет пробился сквозь слой сажи на его щеках.

— Ты врёшь, — сказал он с ужасом. — Но ты не можешь врать… А ну-ка!

И он схватил со стола целую пригоршню семечек правды.

Дальше мы играли в бешеном темпе, как шахматисты, затеявшие блиц-турнир. Я перечислила Максимилиану имена принцесс. Он поведал, что замок, в котором мы сейчас находимся, принадлежит его мачехе. Я рассказала об Обероне и его Обещании. Некромант выложил всё, что знал о Принце-чуме:

— Он появляется неизвестно откуда и так же исчезает. Его можно узнать по запаху: трупная вонь тянется за ним, словно шлейф. Кого он коснётся — умрёт самое позднее через три дня, в страшных мучениях. И тот, кто коснётся его жертвы, тоже умрёт. И кто коснётся того, кто коснулся, и так до бесконечности… Он вечный принц — его отец уже тысячу лет как обращён в камень вместе с троном, сидит там ни живой и ни мёртвый. Ничего нет страшнее Принца-чумы. Ну разве что гмурры.

Нет, это всё-таки не жених, подумала я с опасливым разочарованием. Даже для Филумены. Такого вообще нельзя пускать по нашу сторону Печати — мало ли, кого ему захочется коснуться!

Мы глотали и глотали горошины, я узнала, что Максимилиан давно решил уйти за Печать, он там будет промышлять магическим ремеслом и когда-нибудь найдёт способ открыть проход для всех, как это было в старину. Я рассказала о Гарольде и с удовольствием призналась, что Печать с той стороны надёжно охраняется. Максимилиан пересказал мне последние новости (такой-то осадил такого-то, победил и пошёл на такого-то, но тот собрал войско…), а также рассказал, как умел, об окружающих землях (там развалины, там выжженное поле, там полуразрушенный город, а там оживлённый базар). Мы так увлеклись, что не заметили, как со стола исчезла последняя целая горошина. На полу валялись раздавленные; Максимилиан полез под стол, и я слышала, как он там шарит ладонями и еле слышно ругается.

Я так и не спросила у него, как выйти. Всё откладывала на потом. Дооткладывалась.

Некромант выбрался из-под стола с пустыми руками. Я молчала; за всю нашу длинную беседу я успела усвоить одно правило: у этого мальчика ничего нельзя просить. Откажет просто так, из вредности.

— Ну что? — Максимилиан уселся напротив.

— Скромненькие у тебя запасы, — на самом деле у меня уже живот пучило от этих «семечек».

— Это ты их сапожищами растоптала. Да ещё флаги мне спалила. Недотёпа.

Я сдержалась.

— Ладно, — Максимилиан вздохнул. — Пошли.

* * *

В замке справляли победу.

На кухне, где утром было пустынно и холодно, теперь дым стоял коромыслом. Вертелись над огнём огромные куски мяса, шкворчал жир на сковородах, гремели котлы и стучали ножи. Я поняла, что голодна до умопомрачения.

Максимилиан на секунду исчез, потом вернулся с жестяной коробкой под мышкой. Там были не колбасы, как мне хотелось бы, не лепёшки и не овощи — там были мелкие красные яблочки, засахаренные до крахмального хруста.

— Угощайся, — Максимилиан протянул мне коробку царственным жестом. Я не стала даже задумываться, отравлены эти яблоки или нет: взяла первое попавшееся и сунула за щёку, как леденец.

Мне нужно было найти Уйму. О том, что людоед мог запросто погибнуть в бою, страшно было и думать.

— Макс, где они все? Где воины?

— Как ты меня назвала? — удивился некромант.

Я вспомнила Макса Овчинина. Какой он всё-таки хороший, спокойный, совершенно безопасный парень.

— Извини, — сказала я Максимилиану. — У меня один знакомый есть… А тебя нельзя так называть — Макс?

Он пожал плечами:

— Ну называй, если хочешь. А пируют внизу, в чертоге.

— Я пошла, — сказала я решительно. — Спасибо, Макс, ты меня развлёк…

Он улыбнулся невинно и сладенько:

— Тебя в чертог не пустят. Без меня — ни на порог.

— А вот проверим.

— Проверяй, — он взял из коробки ещё одно яблоко. — Удачи.

Мы стояли, прижавшись к стене широкого коридора, и мимо нас — туда-сюда — бегали слуги. В спёртом воздухе носились запахи пота и чеснока. На нас никто не обращал внимания; я опёрлась о посох:

— Прощай.

— Прощай, — он раскусил яблоко с таким звуком, будто сплющился под молотом чей-то высохший череп.

— Я пошла.

— Иди.

Я повернулась к нему спиной и пошла по коридору налево. Дошла до развилки. Остановилась и оглянулась. Максимилиан не двигался с места — стоял, глядел мне вслед и ел засахаренные яблоки.

Рука моя потянулась к карману. Восковой оттиск был на месте. Я завернула за угол — и быстро переложила ключ из одного кармана в другой.

Да, великая тайна. Большой секрет. Надо скорее разыскивать Уйму и удирать отсюда куда глаза глядят, хоть бы и в лапы к Принцу-деспоту.

Мимо протрусил, одышливо посапывая, слуга с кастрюлей на голове. Не раздумывая, я пристроилась за ним в затылок. Слуга топотал, я бежала за ним. Поначалу пыталась вести счёт поворотам и лестницам — но потом сбилась.

Чем ниже, тем захламленнее становились переходы. Валялись деревянные обломки с остатками резьбы, обгорелые тряпки, хрустели под ногами глиняные и фарфоровые черепки. На покосившемся трёхногом столе кто-то лежал. Я мельком на него взглянула — и остановилась, словно налетела на стенку.

Это был Мастер-Генерал! Он лежал на спине, раскинув руки, голубые глаза стеклянно глядели в потолок. Всё та же кружевная рубаха взялась коркой от крови, а из груди торчал все тот же стилет — мне показалось даже, что я узнаю рукоятку.

Какой кошмар. Он помог им выиграть битву, отстоять замок, выжил в бою… А они в благодарность зарезали его и бросили валяться здесь, среди хлама и мусора. А сами пируют в чертоге.

Мне стал противен и весь этот замок, и его защитники. Захотелось уйти поскорее, а главное — со страшной силой захотелось домой. Я повернулась…

Незнакомый воин стоял в дверном проёме, почти упираясь макушкой в низкий потолок. Отправляясь на победный пир, он даже не снял доспехи — на груди его поблёскивали, затейливо переплетаясь, стальные пластины. Широкие плечи, прикрытые массивными наплечниками, полностью загораживали проход. В опущенной руке воин держал шлем с помятыми перьями, а под мышкой у него торчал тусклый волнистый меч.