Я снова перевернулась на живот, как пулемётчик в засаде, и подумала: вот он, решающий момент. Мастер-Генерала мы добыли с риском для жизни, и ещё неизвестно, сможет ли Принц-саламандра вернуться в родную страну. Прославленный воин ожил — а ведь некоторые такого счастья веками ждут! И замок вот он, как на ладони, там томится в темноте Принц-пленник, которому я обещала вернуться. Там прохлаждается Принц-деспот, убийца и предатель. А мы сидим, как дураки, и ничегошеньки не можем сделать перед этой серой твердыней!

Другой муравей цапнул меня за плечо. Я скатилась с пригорка, ругаясь вполголоса, и пошла куда глаза глядят. Максимилиан сидел у костра. Уйма велел ему ждать — и некромант ждал, опустив голову, насупившись, думая о своём.

— Эй, Макс! Ты можешь чудищ понатворить, чтобы они замок взяли?

— Иди ты, — некромант отвернулся. — Этот замок не берётся.

— А мертвецов поднять? Тут вон кладбище совсем рядом, поднимай — не хочу. Да ещё висельники. У них к Принцу-деспоту свои счёты.

Он зыркнул на меня с откровенной злобой, будто я тыкала пальцем в его болезненную рану. Ах да: он же до смерти боится мертвецов. Да и что смогут мертвецы, если каменные двери закроются?

— Может, надо мертвецов-невидимок? — подумала я вслух. — Чтобы они невидимыми дошли до дверей и навалились на стражников. Чтобы те не успели закрыть ворота… Макс, ты можешь сделать Уйму невидимым?

— А ты?

Я подумала. Повертела посох в руках:

— Нет, — призналась наконец. — Не могу.

— И я не могу. И отстань от меня.

— Ну что ты такой злой? — я села рядом. — Я тебе жизнь спасла. Ты меня предал. Я тебя простила. В стольких переделках побывали вместе. Ну зачем нам быть врагами, ты мне объясни?

Он по-собачьи приподнял верхнюю губу. Хотел что-то сказать, но в этот момент и его цапнул муравей. Некромант подскочил, шлёпая себя по попе так свирепо, будто на него напало раскаяние и он решил самонаказаться сразу за все грехи.

— Вот твари, — сказала я сочувственно.

— А знаешь, что твой Уйма палачу рассказывал? — спросил меня некромант, немного отдышавшись. — Про казнь в муравейнике? Ты думаешь, так просто — посадить осуждённого на кучу, и пусть муравьишки жрут его? Не-ет, всё не так просто! Твой людоед придумал вот что: перед казнью жертве дают напиться сладкой воды, а потом…

Он говорил и говорил, но я его не слышала. Я смотрела, как шевелятся его губы, как сужаются и расширяются чёрные зрачки, а в голове у меня царил сумбур. Перед глазами стояли ворота между двух колонн, базар, виселицы… Вот ворота закрываются…

Повернувшись к Максу спиной, я рванула на вершину холма, спотыкаясь от нетерпения.

— Послушайте! Я знаю!

Ко мне обернулись три лица: бронзовое Уймино, бледное Принца-саламандры, желтоватое Мастер-Генерала.

— Я знаю! — я упала на живот между людоедом и принцем. — У нас есть войско. Мы победим!

Мастер-Генерал приподнялся на локте. В его блеклых голубых глазах появился интерес:

— Из этой бестии получился бы неплохой воин, если бы ей посчастливилось родиться мальчишкой.

— Выкладывай, — велел Уйма, ноздри его раздувались. — Но, если это ерунда, если ты орёшь понапрасну… выпорю своими руками. Не посмотрю, что маг.

* * *

Вечером Уйма с Максимилианом прогулялись в ближайшую деревню и раздобыли несколько необходимых нам вещей. Не штурмовать же замок голыми?

Глава 23 Штурм

Утром мы дождались, пока стражники откроют ворота, и двинулись по торговой дороге к базару. Вид у нас был по возможности мирный: впереди шагал Уйма, одетый по-крестьянски, с топором на одном плече и вязанкой дров на другом. Мастер-Генерал, облачённый в плащ с капюшоном, шагал за ним и вёл на верёвке меня с Максимилианом. Оказывается, в этих краях торговля детьми была таким обычным делом, что никто не мог вызвать меньше подозрений, чем мирный купец, ведущий на базар мальчика и девочку.

Замыкал шествие Принц-саламандра. Поверх чешуйчатого трико он натянул полотняную куртку и штаны да ещё завернулся в одеяло, потому что постоянно мёрз.

Он шёл и оглядывался назад. По-моему, слишком часто оглядывался. Мне и самой всё время хотелось обернуться, я ступала как можно тише, вслушиваясь в звуки за нашими спинами. Ветер? Трава шелестит? Мороз продирал по спине от этого шелеста. Казалось, вслед за нами идёт невидимый ужас, и там, где он проходит, трава поднимается дыбом.

На базаре ещё никого не было, большинство лавок стояли закрытые, сборщик податей ходил, позёвывая, и от нечего делать заглядывал под прилавки, не закатилась ли монетка. При виде нас он сунул ладони за пояс:

— Чужие? Новые? С чужаков удвоенная пошлина за место, грош за почин, два гроша за охрану!

Я потихоньку выпустила верёвку, которой только для виду были связаны мои руки. Максимилиан сделал то же самое. Принц-саламандра подступил ближе, в мою протянутую ладонь лёг тёплый посох Оберона.

— Помилуйте, — смирно сказал Уйма. — Мы ведь ещё и не выторговали ничего!

Я дрожала. Принц-саламандра сдавил моё плечо. Напрасно он решил, что я трусиха: меня колотило от волнения, а не от страха!

Максимилиан с отсутствующим видом глядел в небо.

— Расплатишься товаром, — сборщику податей очень не нравился людоед. — А будешь много говорить, наведу на тебя досмотрщика. Вон видишь, патруль идёт из замка?

Уйма почесал нос, вид у него был глупый:

— Патруль? Это как?

— Ты у меня договоришься, остолоп! А ну половину товара сюда, живо!

Уйма потоптался, соображая, чего от него хотят. Потом крякнул, снял вязанку с плеча и опустил на голову сборщику податей. Я зажмурилась.

— А-а-а! Патруль! Сюда!

Не знаю, кто кричал, но точно не сборщик. Тот повалился в пыль без единого слова. От замка в самом деле неслись вооружённые люди — трое с пиками, бородатые и удивлённые: на их памяти никто на этом базаре не осмеливался обидеть сборщика податей!

Я вскинула посох.

Уйма поднял над головой топор. Принц-саламандра и Мастер-Генерал ощетинились мясницкими ножами.

— Время, — сказал Уйма уголком рта.

— Братья! — сорванным голосом рявкнул Мастер-Генерал и сбросил с лица капюшон. — Наш час настал!

Стражники всё ещё бежали. Они не узнали Мастер-Генерала с первого взгляда, они не ждали увидеть его на базаре, в сером рваном плаще, в роли торговца детьми. Но через секунду им открылось кое-что другое.