Ритм похода не сбился ни на секунду. Вместо макушек я увидела запрокинутые к небу плоские лица. В грохот шагов вплёлся радостный вопль, сорвались с плеч арбалеты, в меня нацелились одновременно десятки стрел; не успев опомниться, я рванула вверх — свечкой.
Они успели выстрелить — в то место, где я висела мгновение назад. Я рвалась, как пробка со дна, вверх, вверх, и море огней подо мной становилось всё более тусклым. Костры факелов превратились в огоньки, потом в искорки. Пустыня подо мной светилась от края до края — только на востоке, куда двигалась Саранча, было ещё темно…
Я закашлялась, оказавшись в липком тумане. Оказалось, это облако; удирая от стрел, я забралась слишком высоко. Уши мои сразу же превратились в ледышки, в голове шумело, не хватало воздуха. Осталось только потерять сознание — и убить нескольких варваров своим свалившимся с неба окоченевшим телом…
Мне сделалось стыдно. Стыд сменился злостью, а злость наконец-то победила страх. Опрокинувшись в воздухе, я стала снижаться; вы хотели войны? Вы её получите!
Снова нарастал рокот. Искорки становились огнями, огни росли и росли, пламя факелов рвалось в небо. Тяжело ступали многоноги, покачивались в сёдлах всадники. Мне навстречу повернулись сотни плоских лиц — они меня ждали!
Клубок огня зародился у меня в животе, поднялся в грудь, по левой руке, как по каналу, перелился в посох. Навстречу взвилась сотня стрел; я ударила в ответ потоком трескучего, злого пламени. Криков не было слышно, всё поглощал рокот, но там, внизу, случилось замешательство — несколько всадников вывалились из сёдел. Я ударила ещё раз, метнулась в сторону, уворачиваясь от стрел, и снова ударила. Какой-то многоног встал на дыбы и оказался ростом с трёхэтажный дом — я увидела, как месят воздух его тяжёлые, с круглыми копытами ноги…
Но Саранча продвигалась, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма. Над упавшими сомкнулись головы, плечи, бронированные пластины. Многоноги шли бок о бок, один за другим, никого не волновала судьба сбитых и раненых — их подмяли, растоптали и продолжали идти. Саранча ступала по упавшим товарищам, не испытывая ни страха, ни сожаления, текла, как бронированное стадо, как армия роботов. Я почувствовала себя комаром, бьющимся в лобовое стекло машины…
Уходя от стрел, я поднялась повыше, развернулась и полетела на восток.
* * *
Я долго летела над тёмными песками, пока не стих рокот шагающей Саранчи: уммм… груммм… Одежда моя вымокла не то от пота, не то от росы, пальцы онемели. От усталости я не могла больше держаться в воздухе, земля начала притягивать меня, противиться полёту. Я опускалась всё ниже, пока не зачерпнула кроссовками песок и не шлёпнулась на верхушку дюны.
Пустыня молчала. Далеко на западе продолжалось шествие Саранчи. Я теперь отлично понимала Гарольда: он готовится встать на пути этого равнодушного, совершенно безжалостного потока. Гарольд наверняка знал, что не удержит замок и город, что непременно умрёт — и всё-таки шёл, и вёл за собой людей.
Вернуться бы сейчас в город, войти в замок… Взять маленького Елена — не зря Гарольд назвал сына в мою честь. Увести его в наш мир — подальше от Саранчи…
Не только у Гарольда дети. Я представила, как возвращаюсь домой, увешанная ребятишками… А потом они вырастут, и я буду объяснять им — мол, я, маг дороги, оставила ваших родителей накануне последней битвы, потому что всё равно они были обречены, и нет никакой разницы, сражалась я рядом с ними или нет.
А может быть, и Гарольд пусть уходит? Тогда время в Королевстве замрёт, и Саранча никогда не уничтожит замок, построенный Обероном…
Где сейчас Оберон?
Над головой каркнула птица. Через секунду на песок рядом свалился Максимилиан — его рубашка выбилась из чёрных вельветовых штанов. Приземлившись, он аккуратно заправил её на место.
— Разведчик из тебя… своеобразный, Лена. Ты специально их дразнила, что ли?
— Извини, — пробормотала я сквозь зубы. — Я думала…
— Ты думала, пару раз грохнешь молнией из посоха — и они разбегутся?
— Они первые напали…
— Иногда мне кажется, что ты думаешь не головой, а навершием посоха, — Максимилиан усмехнулся. — Ну, чего ты? Тихо, тихо, я пошутил…
Я отодвинулась. Он был прав; в пустыне царила тишина, будто в склепе, и только земля чуть подрагивала. Или мне казалось?
— Максимилиан, что, если остановить в Королевстве время?
— Навсегда? — Он соображал очень быстро. — Кому-то из магов перейти к вам?
— Ну… тебе-то всё равно где жить!
Я перевела дыхание. На самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы Максимилиан оставался в нашем мире навсегда. Лучше бы он нашёл себе какое-то другое место для обитания.
— Мне-то, допустим, не всё равно… Ну ладно: я навсегда перейду к вам. Всё здесь перестанет двигаться, расти, жить… Зависнет, замрёт…
— Это лучше, чем верная гибель, — сказала я не очень уверенно.
— Не получится, Лена.
— Почему?
— А почему Стелла живёт у вас, а время здесь не остановилось?
— Она перестала быть частью Королевства…
— Вот и думай.
У него был вид учителя, изрядно утомлённого тупостью ученицы. Я почувствовала, как краснеют уши; конечно же. Маг, сбежавший накануне испытаний, недолго останется частью Королевства. Когда некромант окончательно приживётся в нашем мире — время здесь потечёт опять, и орды Саранчи двинутся к городу…
— Ладно, Максимилиан. Я всё поняла. — Язык во рту казался чужим и жёстким, как плохая конфета. — Похоже, у меня нет выхода… Я встану с ними на стене. Вместе с Гарольдом. Какое-то время продержимся.
— Идиотка, — сказал он удивлённо.
— Что?
— Ничего, это я о своём, — он ухмыльнулся. — Это к тебе не относится.
— Не относится?!
Он примиряюще поднял руку:
— Извини. При виде благонамеренных дураков я забываю о хороших манерах, это правда.
Я направила посох некроманту в грудь.
— Тихо, тихо, я ведь извинился! — Он опять ухмылялся, очень довольный. Было бы чему радоваться.
Песок хрустел у меня на зубах. Поднимался слабый ветер, по дюнам ползли, извиваясь, змейки летучих песчинок. Кажется, приближался рассвет; я только теперь поняла, до чего устала. Не то что взлететь — на ноги встать не смогу.
— Ты хочешь героически погибнуть — или всех спасти? — деловито осведомился Максимилиан.
— Разумеется, погибнуть, — я отвернулась.
Максимилиан зачерпнул в горсть песок. Поднял руку; песок полился из его кулака тоненькой струйкой.
— Мы с тобой выяснили, что Оберон стал жертвой злого, по-настоящему большого колдовства. Его все забыли…
Я не удержалась: