— Очень люблю читать. Не понимаю этих геймеров — всё бы сидеть носом в экран… Спина колесом, сколиоз вырабатывается…
— Совершенно верно, — мама смотрела на него, будто он был её любимым старшим сыном. — В наши времена…
Я запила картошку крепким горячим чаем. Мельком глянула на часы на стене: уже почти десять. Долго же я валялась в постели.
— Вот это была жизнь, — некромант вздохнул. — Не было этой очумелой беготни, как белка в колесе: работать на трёх работах, чтобы как-то тянуть семью, а на жизнь уже и времени не остаётся…
Я разинула рот: Максимилиан повторял собственные мамины слова, которые она, бывало, в плохом настроении говорила соседкам. Мама не насторожилась — наоборот, закивала с готовностью.
— А этот гламур, — продолжал Максимилиан, глядя маме в глаза. — Эта пошлость… Невозможно стало включить телевизор…
— Нам пора, — я встала, чуть не опрокинув табуретку. — Максим, пошли.
— Лена, что за командный голос? — Мама нахмурилась. Петька и Димка исподтишка перебрасывались куриными костями за её спиной.
Я выразительно посмотрела на Максимилиана.
— Извините, Евгения Павловна, — Максимилиан поднялся. — Мне надо сегодня сдать книгу в библиотеку. Прямо сейчас.
* * *
— Никогда не смей так делать.
— Как?
— Не смей колдовать у меня в доме! Не смей издеваться над моими родными!
— Издеваться? Колдовать?! Лена, такому колдовству обучен любой разумный младенец…
— Ты понял, о чём я говорю, — сказала я, как отрезала. — И хватит!
В пустыне светало. На песке виднелись, не занесённые ветром, наши вчерашние следы; впрочем, какие они вчерашние, ведь здесь, в пустыне у границ Королевства, время не сдвинулось ни на секунду.
Саранча ещё заканчивает ночной переход. Но скоро уже остановится, чтобы разбить лагерь — днём варвары отдыхают, укрывшись от солнца в шатрах и палатках.
— Хватит так хватит, — пробормотал Максимилиан, обернулся чёрной птицей и взмыл в небо.
Я взлетела за ним, тяжеловато, но уверенно. Лететь навстречу рассвету — приятно; из-за горизонта показался край солнца, я прищурилась. Ветром меня подбрасывало, как лодку на волнах, впереди показалась зубчатая кромка гор, пески внизу сменились лугами, потом перелесками…
Какое оно красивое, моё Королевство. Какие синие горы, какие жёлтые и синие луга. Как живописно бегут ручьи по камням, будто нарисованные. Какими яркими белыми лентами тянется прибой вдоль морского берега… И какая страшная опасность надо всем этим нависла.
Замок некроманта щетинился башнями. Я приземлилась на самую высокую — как божья коровка на кончик чёрного пальца. Перевела дыхание.
Горело под солнцем озеро. Вода у берега волновалась. Присмотревшись, я различила колоссальное белое брюхо, то всплывавшее, то снова уходившее в глубину.
— Что там?
— Рыба-зомби, — Максимилиан на лету превратился из птицы в человека, шлёпнул подошвами кроссовок о каменный зубец. — Страж озёрных ворот.
— Почему вверх брюхом?
— Потому что дохлая!
— Где ты взял эту гадость?
— Где взял, там больше нет!
Вниз с башни вела узкая лестница. Из стен справа и слева торчали стальные штыри.
— Это зачем?
— Тут у меня будут живые мертвецы прикованы.
— Как тогда развернуться на такой узкой лестнице? Как в автобусе в час пик?
— Прикованные мертвецы нужны не для удобства, а для того, чтобы останавливать врагов. И устрашать вассалов.
— У тебя есть вассалы?
— У меня и мертвецов пока что нет, — миролюбиво согласился Максимилиан. — И хватит меня упрекать, ты ведь знаешь, кто я такой, и всё равно со мной водишься!
А что мне остаётся делать, подумала я грустно, но вслух ничего не сказала.
Мы спустились в пиршественный зал. Стояло солнечное утро; огненные шары погасли. Свет пробивался из витражных окон, узких, будто цветные ленточки. На мозаичном полу, приглядевшись, можно было различить орнамент из черепов и костей.
— Завтракать будем?
— Ты у моей мамы полхолодильника сожрал! А теперь нет ни минуты лишней!
— Хорошо. — Максимилиан уселся на трон с высокой чёрной спинкой, закинул ногу на подлокотник. — Первое: изнанка — не другой мир. Это часть нашего мира. А значит, когда мы уйдём на изнанку, здесь время не остановится. Саранча всё так же будет топать и к послезавтрашнему утру встанет у замка.
— Ясно, — пробормотала я сквозь зубы.
— Второе: на изнанке можно отыскать потерянные нити. Забытые, спутанные. Если где-то можно найти следы Оберона — только на изнанке.
— Ясно, — отозвалась я куда с большим энтузиазмом.
— Третье: долго оставаться на изнанке нельзя. Портит характер.
— Да ну? — Я не сдержала нервный смешок. — А если у кого уже испорчен?
— Тот сам себе злобный домовой, — отозвался Максимилиан без улыбки. — Если долго пробыть на изнанке жизни, всё на свете начинает казаться отвратительным, мерзким… Кругом мерещатся враги. В конце концов человек захлёбывается в собственной желчи.
— Весело, — сказала я, никакого веселья не чувствуя.
— Поэтому мы будем входить на изнанку и возвращаться обратно так быстро, как только сможем.
— Согласна.
Максимилиан покачал ногой в чёрной кроссовке:
— Для того чтобы пройти на изнанку и вернуться, нужны двое. Два мага.
Я кивнула. Разумеется: если бы Максимилиан мог обойтись без меня — обошёлся бы.
— Ты готова?
— Хоть сейчас, — сказала я так громко и уверенно, как только смогла.
Он серьёзно глянул мне прямо в глаза. Взгляд у него был сумрачный — мурашки по коже.
* * *
Через полчаса мы приземлились на широком пыльном подоконнике кабинета Оберона. Я бы не нашла его среди многих окон замка — но Максимилиан, кажется, бывал здесь не раз. Он птицей впорхнул внутрь; я сперва повисла на руках, посмотрела вниз на ров с острыми кольями, потом, ругаясь, залезла в окно.
В комнате было по-прежнему пусто. Темнела крысиная дыра в полу. Штора, прикрывавшая книжный шкаф, белела размытыми пятнами — извёстка?
— Начнём отсюда. — Максимилиан хищно огляделся. — Поднимись на скамейку.
— Зачем?
— Чтобы мы были одного роста, — терпеливо объяснил Максимилиан. — Вот так.
Прежде чем забраться на скамейку, я отвернула край клетчатой шкуры, чтобы не запачкать. Мне не хотелось ничего портить в кабинете Оберона — даже теперь, когда кабинет разорён, а король пропал. Встав кроссовками на светлое дерево, мысленно попросив у Оберона прощения, я обернулась к некроманту.