Ежась, он приоткрыл дверь. Выглянул в коридор; их квартира была совсем маленькая, зато с тремя изолированными комнатами. В одной спала мама. В другой был кабинет отца, и он не менялся вот уже пять лет. Все было так, как было.
Висел в шкафу китель с майорскими погонами. Лежали на столе пустые картонные папки.
В маленьком сейфе хранился наградной пистолет. Ключ мама прятала в полиэтиленовом пакете, приклеенном скотчем к обратной стороне шкафа. Мама думала, что это надежное место; Антон отклеил пакет, вытащил ключи, отпер сейф. Пистолет надо было содержать в порядке, а уж это Антон умел лучше многих.
Он расстелил на столе тряпочку. Посмотрел вверх, на фотографию в рамке. Отец смотрел на него, улыбаясь.
Но ничего не мог подсказать.
* * *
Ведьма проснулась ночью от резкого звука. Во сне подумала: неужели сволочи-соседи среди ночи вздумали долбить стену?!
Снова заснула и, уснув, поняла, что звук был во сне. Ей снился кошмар. Ничего удивительного: после таких-то приключений!
Она потрясла головой, пытаясь выкинуть смутные подробности сна. Адом пугали в древности детей и крестьян, чтобы не шалили и ниже гнули спину; в аду были огонь и сковородки, стон и скрежет зубовный, но резкого звука, похожего на выстрел, не было.
Она настежь открыла форточку, вернулась в постель и, поворочавшись, ухитрилась задремать снова. И сразу же звук повторился: это был выстрел.
Она зажгла торшер.
В квартире было пусто. Впервые, может быть, в жизни одиночество напугало ее.
— Олег?
Тишина.
— Олег, ты здесь?
Она прошлепала в ванную. Поглядела на себя в новое зеркало на стене: бледная, мокрая, довольно-таки старая, с помятым лицом бабенка.
— Духота, — сказала вслух.
Посмотрела на часы — половина четвертого. Оборвала листок календаря; «послезавтра» превратилось в «завтра». Завтра в половине двенадцатого мальчишка наложит на себя руки. Чем больше Ирина пыталась об этом забыть, тем громче скрежетало в ушах: мальчик умрет. Он умрет. Еще можно остановить. Завтра, в одиннадцать тридцать две, все станет необратимым, все отрежется, как ножом, и наступит ад.
Но пока еще можно.
На слабых ногах вернулась в комнату, села к столу и включила ноутбук. Интернет не знает дня и ночи; ночью в Интернете так интересно…
Во всем доме стояла тишина, но за окнами приближался рассвет. Скоро запоют птицы; события сегодняшней ночи казались далекими, как история Наполеоновский войн. Жизнь прекрасна, в ней столько возможностей, ты молод, здоров, перед тобой весна, лето, осень… Так нет же, скотина, ты швыряешь свою жизнь в лицо Богу, мол, заберите эту дрянь…
— Найду его — задницу надеру ремнем, честное слово, — пообещала она в сердцах.
Поискала школы в районе метро от Новых Черемушек до Третьяковской. Их оказалось не просто много — их было несколько сотен.
— Безнадежно…
Она открыла пасьянс. Переложила на экране несколько карт.
Снова вернулась в браузер. Развернула перед собой лист бумаги. Рассортировала школы по степени вероятности: отмела самые дорогие — ученик такой школы вряд ли ехал бы на метро. Отсекла обыкновенные — чем ездить каждое утро в районную школу, проще поступить в первую попавшуюся, ближе к дому.
Нет, все-таки безнадежно.
Школ с углубленным изучением английского, с гимназическими классами и прочими бонусами набралось несколько десятков — при том, что учебные заведения в самом центре Ирина вообще не брала в расчет. Часы пробили шесть, когда тетрадный листок перед ней был исписан адресами и телефонами — всех школ, которые она сочла подходящими для проверки. Сегодня пятница, последний учебный день недели; сколько там у них уроков? Шесть, семь? До трех часов дня, самое позднее…
Есть еще одна примета — форма. Синий пиджак с эмблемой.
* * *
В четверть восьмого Антон, уже полностью готовый, накинул синий пиджак с эмблемой. Посмотрел на часы, потер переносицу и решил сегодня надеть линзы. В линзах было удобнее, чем в очках, он только не любил надевать эти тоненькие липкие пленочки — пальцы казались неповоротливыми, много времени уходило по утрам. Но сегодня время было, и линзы наделись без капризов.
Ровно в семь двадцать он вышел из дома и пешком направился к метро.
* * *
Молчаливый поток людей, разлепивших глаза, но еще не проснувшихся, заливался в вагоны, как расплавленное олово в формы. С самого начала было ясно, что проинспектировать каждый вагон каждого поезда не удастся, что шансов мало, в лучшем случае один к семи; Ирина понимала, что занимается ерундой, но лучше ничего придумать не могла.
— Пропустите.
— Куда лезешь!
— Пропустите!
С каждой минутой становилось сложнее. Вытянув шею, она разглядывала сидящих, стоящих, выхватывала взглядом подростков; вот очкарик с книгой…
— Эй! Вы что?!
— Хамка!
— Куда прешься?
Она плыла в толпе, как в густой потной лаве. Она толкала, и ее толкали в ответ. Она наступала на ноги, и ей наступали — со злостью. Добравшись до очкарика с книгой, она чуть не сбила его с ног; парень зло оглянулся. Ему было лет восемнадцать, он читал какую-то техническую документацию.
— Извините, — сказала Ирина тоном, каким обычно говорят «Будь ты проклят».
Парень отодвинулся, насколько это было возможно. Ирина обернулась к выходу и вдруг, вреди множества отражений в темном стекле, увидела демона Олега.
Ему не было места в вагоне, но в отражении он стоял у нее за спиной — призрак на фоне черных и бурых стен тоннеля. Ирина выдавила улыбку. Демон грустно помахал рукой.
Она начала вглядываться с удвоенной силой. Увидела вдалеке затылок с косичкой, красное ухо и дужку очков — подросток стоял в самом конце вагона спиной к Ирине и ничего не читал, а возился с телефоном — но это был подросток в очках, и она возобновила свой путь, тяжелый, как у волжского бурлака.
Поезд замедлил ход перед станцией. Ирина, наоборот, ускорилась, как частица в адронном коллайдере…
* * *
Антон стоял, вцепившись в поручень, чувствуя, как давит на него утренняя толпа. Сквозь прозрачную дверь был виден соседний вагон; растрепанная и раскрасневшаяся женщина проталкивалась к парню в очках, который, стоя, играл на телефоне.
Кажется, она позвала его — сквозь дверь, да еще в реве тоннеля, ничего не было слышно. Парень обернулся; женщина отпрянула, будто обознавшись. Парень, кажется, сказал что-то крайне неуважительное, женщина покраснела еще больше и угрожающе придвинулась к нему, но поезд замедлял движение перед станцией, и женщина устремилась к двери. Все, кого она толкала на ходу, недовольно оборачивались, открывали рты в неслышных ругательствах…