Он приостановился. Сказал после паузы:
— Мы ищем того, кто укажет на того, кто знает, что это такое.
Последние его слова потонули в рёве башенных часов, пробивших пять. И едва стих последний удар, в створчатую дверь тихонько поскреблись:
— Господин волшебник… Вам послание…
— Это приглашение, — пробормотал Ларт.
…Это действительно было приглашение — розовый листок бумаги, разукрашенный, надушенный и, по-моему, даже напомаженный. В правом верхнем углу его красовался герб города Карата, сплошь состоящий из грозных и величественных символов: копий, пик и оскаленных львов. В центре, в витиеватой рамке, содержался напыщенный текст с нижайшей просьбой к господину волшебнику посетить званый вечер господина мэра в ратуше, в восемь часов.
Мы явились в половине девятого.
Я в парадном бархатном одеянии шествовал впереди, всем своим видом призывая к почтению. Чуть поотстав, за мной следовал Ларт в простой тёмной одежде. Стража у входа в ратушу поклонилась нам, скрежеща железными панцирями.
Следующие полчаса я принимал изъявления преданности. Дамы приседали в реверансах, томно улыбались, задевая меня жёсткими кринолинами. Ровно и ярко горели свечи в канделябрах, сновали деловитые лакеи. Я блуждал в щебечущем лесу из кружев и перьев, пожимал какие-то руки, некоторые из них целовал — не уверен, что именно те, которые нужно. Мэр, невысокий лысоватый человечек, кивал и улыбался, улыбался и кивал. Ларта что-то давно не было видно.
В приоткрытые двери соседней залы мне удалось разглядеть длинный, пышно накрытый стол. Сердце моё радостно затрепетало в предвкушении пира.
Но приглашения за стол не последовало, а вместо этого разодетая в пух и прах толпа потихоньку просочилась в другое помещение, оказавшееся залом заседаний. По-видимому, здесь собирался совет городских старшин. Мэр занял привычное ему кресло на возвышении, остальные устроились на длинных деревянных скамьях.
Оказавшись торжественно водворённым на почётное место около мэра, я вспомнил вдруг о задании Ларта и сообразил с ужасом, что пока и не пытался его выполнить, более того — переступив порог ратуши, ещё не произнёс ни одной членораздельной фразы. Я завертел головой, ища, с кем бы поделиться знанием ужасной тайны, но в этот момент мэр поднялся и зазвонил в колокольчик:
— Дорогие сограждане… Сливки нашего общества собрались здесь, чтобы поприветствовать дорогого гостя, чей визит…
Сливки общества вдруг ахнули в один голос. Кресло подо мной качнулось, и я обнаружил вдруг, что оно свободно висит в воздухе — довольно высоко.
«Ларт!» — подумал я, покрываясь потом и изо всех сил сжимая пальцы на подлокотнике.
Справившись с замешательством, сливки общества зааплодировали. Мэр хлопал громче всех:
— Да, господа! Нечасто нас посещают маги, подобные господину Дамиру, хотя, по правде говоря, наш город не из последних, ох, не из последних! В прошлом месяце городская казна пополнилась налогом с цеха скорняков, а цех бондарей вернул долг с позапрошлого месяца… Из этих денег половина пошла на починку западной стены, а половина второй половины израсходуется на фейерверк в честь Дня Премноголикования, оставшиеся же деньги…
Я лихорадочно искал глазами Ларта, но его не было. Зал шептался, тихо возился, однако не проявлял открытого нетерпения. Моё кресло покачивалось над полом, никого не удивляя, а речь мэра лилась, как сонная равнинная река, которой ещё далеко до моря.
В зале становилось душно; дамы всё решительнее работали веерами. Мой парадный бархатный костюм облепил меня, как сплошной кусок пластыря.
— Мои сограждане, надеюсь, оценили уже мою скромность и честность… — журчал мэр.
Я вспомнил, что обед давно прошёл, а ужин ещё не наступил, и у меня нестерпимо засосало под ложечкой. Потом затекла спина, а пальцы на подлокотниках свело судорогой. Потом пересохли губы, и это было хуже всего, потому что стакан с водой помещался на столике перед мэром и я не мог до него дотянуться. Я ворочал во рту сухим языком и с тоской думал, что приказ Ларта теперь невыполним, поскольку честный и скромный мэр никогда не заткнётся.
И тут я увидел хозяина.
Ларт стоял в боковом проходе, полускрытый бархатной портьерой, и оживлённо беседовал с буфетчицей. О том, что это именно буфетчица, я догадался по огромному подносу с прохладительными напитками, который она держала перед собой. Вот Легиар взял с подноса тонконогий бокал, пригубил золотисто-янтарную, искристую жидкость… У меня на глазах выступили злые слёзы.
Ларт оглянулся, будто его окликнули, и дружески кивнул мэру. Тот закашлялся, словно поперхнувшись; речь его оборвалась. Зал заинтригованно наблюдал, как красноречивый отец города, тщетно пытаясь заговорить снова, выдавливает из себя одно только жалкое шипение.
Сдавшись наконец, мэр бросил на сограждан укоризненный взгляд и махнул рукой, будто отгоняя муху. Жест этот был сигналом.
Сливки общества, опрокидывая скамьи, кинулись к выходу и дальше — туда, где давно ждал их накрытый стол. Моё кресло с грохотом рухнуло на пол. Хромая, растирая затёкшие ноги, я отправился вслед.
К моему появлению за столом не осталось свободных мест. Звенели вилки да работали челюсти, перемалывая изысканные яства. Я подошёл к восседающему во главе стола мэру и сказал, пытаясь напустить на себя таинственность:
— О, как трудно носить в себе ужасные тайны…
Мэр скосил на меня глаза, не отрываясь от тарелки, и приветливо растянул лоснящиеся от жира губы, не переставая при этом жевать:
— …ая асть ше ение, осподин шебник!
Я некоторое время потоптался рядом, но мэр, по-видимому, счёл эту фразу достаточной и вполне убедительной, а поэтому, урча, продолжал трапезу, не удостаивая меня вниманием. Потоптавшись, я отправился в обход длинного стола, огибая его по часовой стрелке.
Пиршество достигло апогея. Я то и дело заговаривал с едоками, но это было так же бесполезно, как предлагать токующему глухарю ознакомиться с правилами правописания. Носившиеся с подносами лакеи время от времени налетали на меня, грозя сбить с ног. Увёртываясь от них, я в какой-то момент оступился, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и чудесным образом оказался утонувшим в нежно-розовом, пышном кринолине.
Я поднял глаза — над кринолином помещался изящный, затянутый в корсет стан, а выше — круглые обнажённые плечи, а ещё выше — прелестное розовое личико некой удивлённой блондинки. Падение было моей первой удачей за весь вечер.
Некоторое время после моих извинений мы мило болтали. Я успел пожаловаться на нелёгкую долю волшебников, связанную с постоянным хранением тайн и секретов, и несколько раз приложиться к белой, ароматной, унизанной кольцами ручке, прежде чем дама возмущённо вскрикнула и моментально обо мне забыла, так как её соседка, толстушка в зелёном бархате, выудила из тарелки моей собеседницы превосходный кусок жареного мяса. Попытки возобновить беседу увенчались неудачей — красавица была вынуждена с удвоенным вниманием защищать отвоёванную отбивную.