— Я понимаю, уважаемый Джамаль, — снова почувствовав холодок внутри, сказал Мурад. — Клянусь Аллахом, вы не пожалеете о вашем решении!
— Хорошо, — бросил шейх, — занимайся. Жду от тебя результата, как ждал от Алихана.
— Вы не пожа…
В трубке раздались гудки — разговор был окончен. Мурад отер пот со лба, осторожно положил трубку, в которой, казалось, еще жил голос шейха.
«Ну вот, — подумал он, — главное сделано. Теперь меня никто не остановит».
Тут вдруг ему сделалось так легко, что захотелось смеяться или танцевать. Но он ограничился легкой улыбкой и хлопнул в ладоши. Бесшумно вошла Заза, застыла у порога, потупив красивое чернобровое лицо.
— Убери здесь, — приказал ласково Мурад.
Заза шагнула к столу, плавно покачивая складками платья. Мурад посмотрел на нее с вожделением: вот что ему сейчас нужно!
— Жди меня, — сказал он глуховатым от охватившего его желания голосом, — я скоро к тебе приду.
— Да, мой господин, — поклонилась Заза и с подносом в руках вышла в дверь.
Сдерживаясь, чтобы немедленно не пойти вслед за нею, Мурад взял телефон. Пока все дела не завершены, даже самые ничтожные, он не имеет права предаваться удовольствиям.
— Да, — услышал он в трубке грубый голос Исы.
— Зайди, — отрывисто приказал Мурад.
Через минуту Иса был у него. Свирепая рожа его казалось особенно устрашающей в вечернем свете, и Мурад на время забыл о нежном личике Зазы.
— Как там наши пленные? — как обычно, не предлагая Исе стул, спросил он.
— Хорошо, уважаемый. Сидят, — ответил тот.
Мурад почувствовал раздражение. Не понимает, что надо отвечать подробно, баран. Нет, когда все закончится, Мурад наберет себе более толковых людей. И уж точно не таких страшилищ, как этот Иса. Алихан был дикарем, и люди у него были под стать ему. Ничего, недолго терпеть осталось. А пока, увы, надо пользоваться тем, что есть.
— Как состояние старшего? — не теряя терпения, спросил Мурад.
— Не очень хорошо, — ответил Иса. — Лежит, не может ходить. Почти ничего не кушал. Пьет только. Но говорить может — они все время разговаривают.
— О чем?
— Не знаю, — пожал плечами Иса. — Они очень тихо говорят, не понять о чем.
— Угу, — покивал Мурад. — Ладно, пусть разговаривают. Это неплохо. А второй как?
— Второй хорошо. Много кушает.
— Значит, не хочет умирать, — весело заключил Мурад. — Не хочет, а, Иса?
— Нет, уважаемый, не хочет, — подтвердил тот.
— Ну, завтра мы это проверим, — сказал Мурад. — Значит, так. Пускай сегодня русские отдыхают. Утром скажи врачу, пусть сделает командиру укол, чтобы тот был бодрее. А в полдень я с ним поговорю.
Он усмехнулся, хищно задрав верхнюю губу. В таком виде он походил на оскалившегося шакала, и Иса невольно отвел глаза: зрелище было не из приятных.
— Что с покойниками из Карачоя? — спросил Мурад. — Разобрались, где чьи останки?
— Там трудно понять, — сказал Иса. — Взрыв был сильный, потом пожар… Только некоторых опознали.
— Ладно, разбирайтесь с этим делом. И распорядись насчет похорон. Я вмешиваться не буду, поручаю все это дело тебе. Не подведи!
— Не подведу, уважаемый, — расправил плечи Иса.
— Все, иди, — приказал Мурад. — Да, и чтоб ты знал: делом шейха я буду заниматься один. Так приказал шейх, а его воля, ты знаешь, священна.
— Да, уважаемый, — склонил голову в поклоне перед именем шейха Иса.
Мурад кивком отправил его прочь, не подозревая даже, как страдает гордость Исы, известного, прославленного воина, от этих кивков.
Пройдя к себе, Мурад снял костюм, облачился в свободный халат, совершил омовение и короткий намаз и, подгоняемый пожиравшим его желанием, прошел в комнату Зазы.
Она уже лежала в постели, накрытая до подбородка желтым шелковым одеялом. При виде Мурада ее лицо затрепетало, и грудь, отчетливо обрисованная тканью, поднялась и опала, сохраняя упругие девичьи формы.
Мурад окинул взглядом ее стройную фигуру и развязал пояс халата. Заза в ответ откинула одеяло и, совершенно нагая, предстала перед Мурадом во всей своей красе.
Едва он увидел розовые бутоны ее сосков и черный призывный треугольник внизу живота, желание накрыло его горячей волной. Халат упал на пол, и он шагнул вперед, ничего не видя, кроме этого треугольника и округлых бедер, которые Заза покорно развела в стороны, готовясь принять орудие его страсти.
Вопреки надеждам пленников, отомкнуть замки Калмыку до ужина не удалось. Бурый планировал произвести нападение на охрану в тот момент, когда принесут ужин. Время было очень удобное. Еще не совсем темно, и видимость позволила бы сориентироваться на местности и выбрать самый оптимальный путь побега. А приближающаяся темнота обеспечила бы дополнительную возможность замести следы. Поэтому он рассматривал именно на это время. Усыпил бдительность охранников своим немощным видом, подготовился насколько мог физически. Дело оставалось за малым: освободиться от цепей.
Калмык заверил, что с легкостью справится с этим заданием. Тем более с помощью чудо-гвоздя — пара пустяков. Но, как оказалось, он сильно переоценил свои способности медвежатника.
В сгущающихся сумерках он долго ковырял гвоздем замок. Свой, потом Глеба. Но добился лишь того, что взмок от пота и стер себе до крови пальцы.
— Ну что? — спросил Бурый в сотый раз, слушая в темноте его возню.
— Не знаю, — ответил Калмык, садясь бессильно на пол. — Это какие-то нестандартные замки… Наверное, сами в кузнях ковали. Тут система непонятная, никак нельзя подцепить язычок.
— Ясно, — покивал Глеб.
Мозг его стремительно работал. Итак, снять цепи не получилось. Что дальше? Попытаться напасть так? Если они вдвоем неожиданно накинутся на охранников, возможно, кому-нибудь из них удастся завладеть оружием. А если не удастся? Вон как эти волкодавы их пасут: стерегут малейшее движение. А учитывая их опыт обращения с оружием, вряд ли стоит надеяться, что они расстанутся с ним легко.
— Что будем делать? — спросил Калмык.
Парень пока духом не падал, но голос его выдавал разочарование. Он уж было уверовал, что спасение — вот оно, рукой можно пощупать. Ан нет, не вышло.
«Как бы опять не захандрил, — подумал Глеб. — А то придется начинать все сначала. Не хотелось бы…»
— Думать, — спокойно сказал он.
— А что тут думать? — возразил Калмык. — Нам остается только одно: пойти на риск…
— Можем, — согласился Глеб. — Но имеем ли право?
— А кто нам запретит? — вскинулся Калмык.