— Никуда они не деваются. Думаю, они остаются в нас, — ответил он. Затем вздохнул, нежно улыбнулся девушке и добавил: — Я ведь тебя видел, Эмма. Видел тебя маленькой.
— Маленькой? Что ты имеешь в виду?
— Что я тебя видел. Только не спрашивай, как это могло быть, потому что я и сам не знаю. Но мне это удалось, Эмма, — настаивал он. — Я знаю, что это похоже на безумие, но в день нашей второй встречи, когда мы гуляли в Центральном парке, перед тем как ты рассердилась и ушла, бросив меня посреди моста, был такой момент, когда я посмотрел тебе в глаза… и увидел тебя. Тебе было, наверно, лет десять или одиннадцать. Ты была в желтом платьице…
— Насколько я помню, у меня никогда не было желтого платьица.
— Ты тогда носила локоны…
— Боже мой, Гиллиам, да не было у меня никаких локонов…
— И ты прижимала к груди вот эту свернутую карту, — закончил Мюррей и кивнул на рисунок Локка.
Она замолчала и посмотрела ему в глаза, пытаясь распознать, не лжет ли он. Но поняла, что он говорит правду. Гиллиам видел ее.
И тогда, если только возможно упасть вверх, если сила тяготения на какой-то миг забудет о своих обязанностях и перестанет пригвождать нас к земле, словно пресс-папье, если такое возможно, то с Эммой это самое и произошло. Да-да, она упала вверх, сорвалась в небо. Подобно капле, неизбежно скатывающейся по зеленому листку, Эмма соскользнула к лицу Мюррея, глядевшего на нее с такой пугающей серьезностью, с такой пламенной напряженностью, что она подумала, будто уже достигла Солнца и запылает при первом же прикосновении его губ. Но они не успели проверить способность их кожи к возгоранию, поскольку в этот миг из коридора до них донесся голос Уэллса:
— Мисс Харлоу, Гиллиам! Где вы?
— Мы здесь! В последней по коридору комнате! — громко отозвалась девушка и, мгновенно вытерев слезы, вскочила на ноги, в то время как Мюррей продолжал стоять на коленях, точно ожидал, что она посвятит его в рыцари. — Пошли, Гиллиам, вставай… — шепнула ему Эмма.
Уэллс вошел в комнату в сопровождении Клейтона. Оба остановились на пороге, пораженные странной сценой, что предстала их взору: Эмма стояла посреди комнаты с покрасневшими и опухшими глазами, а у ее ног в комичной позе застыл коленопреклоненный Мюррей.
— Вы что, упали, Мюррей? — изумленно осведомился Клейтон.
— Не говорите ерунды, агент… — проворчал миллионер и встал на ноги. — Что тут, черт побери, происходит?
— Как это что происходит? — взорвался Клейтон. — Взгляните в окно. Видите пожары на горизонте? Треножники наступают со стороны Ламбета. Нужно уходить!
Мюррей рассеянно посмотрел в окно, словно происходящее его не касалось, и агент даже фыркнул от возмущения.
— Вы успели переодеться, мисс Харлоу? — обратился он к Эмме.
Девушка расставила в стороны руки, не считая нужным отвечать.
— Вижу, — сказал Клейтон, с легким смущением окинув ее с головы до ног. — Хорошо, тогда отправляемся в путь. Я проведу вас в безопасное место, где можно будет переночевать. Там мы дождемся рассвета, чтобы отправиться вместе с мистером Уэллсом на свидание в Примроуз-Хилл, — торжественно закончил он.
— Подождите, агент! Я не собираюсь никуда вести мисс Харлоу до тех пор, пока вы не скажете нам, куда мы направляемся, — возмутился Мюррей. Он был сильно раздражен. — Разве в Лондоне еще остались безопасные места? Надеюсь, вы не имеете в виду какую-нибудь церковь? Вы что, верите, что Господь нас защитит?
— Подозреваю, что сегодня Господь будет слишком занят, чтобы заниматься нами, мистер Мюррей. Мы отправимся в место, которое не подпадает под Его юрисдикцию, — ответил Клейтон и большими шагами пошел по коридору к выходу.
Уэллс последовал за ним. Мюррей тоже собрался идти и пропустил вперед Эмму, которая, уходя, бросила через плечо быстрый взгляд на карту неба, по-прежнему развернутую на полу, демонстрируя добродушную, но явно ошибочную Вселенную.
— Это вы называете безопасным местом? — спросил Мюррей, разочарованно оглядываясь по сторонам. — По-моему, вы слишком высокого мнения о своем жилище, Клейтон.
Речь шла о скромной квартире на Юстон-роуд, состоявшей из гостиной и маленького кабинета на первом этаже и нескольких спален на последующих, причем их размеры уменьшались с каждым этажом, так как дом, устремляясь к небу, одновременно сужался. К сожалению, Уэллсу были прекрасно знакомы эти убогие конурки, беспорядочными рядами теснившиеся в северной части Блумсбери, потому что сам он в студенческие годы жил в одной из таких, и подобные жилища всегда казались ему наиболее точным воплощением того, насколько иррационально, без всякого плана, велась застройка города. Они пробрались сюда, перейдя через Темзу по мосту Блэкфрайерс, затем обошли стороной набережную Виктории и пересекли Ковент-Гарден и Блумсбери. При этом они выбирали самые глухие улочки, лишь в крайних случаях выходя на главные магистрали, заполненные не на шутку перепуганными людьми, которые беспрестанно сновали взад и вперед. Было очевидно, что лондонцы наконец-то поняли: город уже не является неприступной крепостью, как их в этом уверяли. Никто из них еще не видел треножники, но все они бежали со всех ног, убежденные, что это нечто ужасное, самое ужасное, что только можно себе вообразить. На самом деле, подумал Уэллс, несчастные бежали от страхов, порожденных их воображением, которое разыгрывалось при громовых раскатах взрывов. Как сказал ему Клейтон тогда в экипаже, иной раз воображаемое гораздо страшнее, чем действительность. Когда марсианские машины показались на фоне крыш и принялись разрушать дома с помощью мощного теплового луча, их злодейства даже как-то разочаровали. Но пока экипаж с вычурной буквой «Г» на дверце пробивался сквозь людское море и писатель всматривался в толпу, наивно надеясь разглядеть Джейн, у них было время собрать богатый урожай слухов. Так, например, они услышали, что королева убита. Кто-то ворвался в Виндзорский замок и зверски расправился со всей охраной и прислугой, не оставив в живых ни единого человека. Похоже, нечто подобное произошло также в пожарном депо, в парламенте, в Королевском госпитале в Челси и других учреждениях города. Еще они узнали, что кто-то освободил заключенных в Пентонвильской и Ньюгейтской тюрьмах. Никто не мог взять в толк, как в такой ситуации нашлись люди, способные совершить эти преступления, которые не имели, по-видимому, иной цели, кроме как причинить бессмысленное зло, будь то безумная затея с освобождением заключенных или убийства министров. Но пассажиры экипажа, разумеется, понимали, в чем тут дело. Они знали, что эти атаки не были ни произвольными, ни тем более человеческими. Эти безжалостные нападения осуществляли существа, подобные тому, с каким они столкнулись в Скотленд-Ярде, следуя четкому плану, тщательно намеченной стратегии, направленной на то, чтобы дестабилизировать оборону города изнутри. На самом деле треножники были штурмовыми частями, вестниками разрушений, символом наиболее грубой фазы вторжения, которое имело и свою более тонкую сторону. Именно существа, которые жили среди них в человечьем обличье, были ответственны за вторжение боевых машин в расчлененный город, не способный не только выстроить против них надежную оборону, но даже воспринять связный приказ.