ДНЕВНИК ЧАРЛЬЗА УИНСЛОУ
13 февраля 1900 года.
Когда экипаж выехал на улицу, там было все спокойно, так же как и на Эксибишн-роуд, куда мы не замедлили свернуть. В Квинс-Гейт треножники пока не появились, и я вздохнул с облегчением. Я украдкой наблюдал за капитаном, который, похоже, целиком погрузился в свои мысли. О чем он думал? Может, перебирал все известные ему тактики, чтобы решить, какая из них лучше подходит в сложившейся ситуации? Невероятно, до чего легко мы поддаемся внушению, подумал я, незаметно разглядывая его: сидевший рядом со мной в экипаже человек был тем самым зауряднейшим субъектом, который вызывал у меня такую неприязнь еще несколько минут назад, но теперь, зная, что это сам капитан Шеклтон, я неизбежно глядел на него как на отважного и решительного воина, чье робкое смущение сменилось спокойной уверенностью, внушавшей любому, кто находился рядом, неукротимое желание следовать за ним хоть к самим вратам ада. Этот человек сотворил чудо. Я ехал рядом с живой легендой. Причем с легендой вооруженной, ибо перед отъездом я предусмотрительно позаимствовал три револьвера из коллекции моего дяди: «кольт» для него, «ремингтон» для Гарольда и «смит-и-вессон» для себя, а также многочисленные коробки боеприпасов, оттягивавшие наши карманы. Я, конечно, сознавал свою скромную роль оруженосца, однако, невзирая на страх, от которого у меня тряслись поджилки, во мне крепла уверенность: моя встреча с Шеклтоном была предопределена. Она не могла зависеть от простого нагромождения случайностей. И вообще, я понял, что мы следуем велению нашей судьбы, и все то, что совершаем якобы по своей воле и экспромтом, на самом деле предначертано Творцом задолго до нашего рождения.
Перейдя на размеренную неспешную рысь, лошади обогнули Гайд-парк, и наш экипаж покатил по Пикадилли в направлении Сохо. Пока там все было спокойно. Лондонцы укрылись в своих домах и, должно быть, в страхе гадали о том, что происходит в соседних кварталах, так что почти все улицы были пустынны. Однако уже через несколько минут, въехав на Шафтсбери-авеню, которая выглядела нетронутой, мы начали встречать перепуганных людей, бегущих нам навстречу. Выругавшись сквозь зубы, я попытался отыскать взглядом какую-нибудь боковую улочку, по которой мы смогли бы улизнуть от треножников, но все они были забиты толпами людей. У нас не было другого выхода, кроме как следовать и дальше по Шафтсбери-авеню. Шум все нарастал, я заметил, как напрягся Шеклтон, и тоже выпрямился на сиденье, крепко сжимая в руке рукоятку револьвера. Сердце стучало как бешеное и, казалось, вот-вот выскочит из груди. В отличие от моих спутников, я уже имел случай убедиться в мощи марсиан и сомневался, что мы сможем выжить после встречи с ними, которая неумолимо приближалась.
И вот наконец мы увидели треножник, вызвавший всю эту суматоху. Он стоял посреди улицы, упершись в землю всеми своими тремя ногами, и слегка покачивался, самоуверенный и могучий, а за его спиной, словно ряд гнилых зубов во рту, виднелись полуразрушенные здания, из которых выползали густые клубы дыма. Поднимаясь кверху, они заволакивали небо, словно в порыве чрезмерной стыдливости. Наверное, следовало непременно скрыть этот погром от Вселенной, подумал я и снова переключил внимание на треножник. Похоже, размеры марсианской машины потрясли Шеклтона, как до этого испугали меня. И тут огненный луч вырвался из щупальца и накрыл кучку людей, пытавшихся от него убежать.
— Боже правый… — прошептал рядом со мной Шеклтон.
Убедившись в том, что могут сделать с нами марсиане, Гарольд утратил всю свою храбрость и стал поспешно поворачивать лошадей, чтобы скакать обратно. Однако позади нас образовался затор из экипажей, и мы в него неизбежно угодили. Кареты, коляски, маленькие кабриолеты бились за то, чтобы выбраться из клубка, который сами же создали под воздействием паники, и мы сразу поняли, что все их усилия напрасны. Мы оказались между скоплением экипажей и марсианской машиной. А скоро превратимся в столбики пепла, который ветер разнесет по брусчатке. Гарольд в растерянности слез с козел, вслед за ним покинули экипаж и мы с Шеклтоном, и как раз в этот момент треножник сделал шаг по направлению к нелепому препятствию, загородившему улицу, и мы ощутили, как мостовая изогнулась у нас под ногами, словно спина рассерженного кота. Я схватился было за револьвер, но тут же отказался от своего намерения. Что толку стрелять в такую махину?
— Оставляем экипаж здесь и бежим! — крикнул я Шеклтону, внимательно наблюдавшему за медленным приближением машины.
Капитан отрицательно покачал головой и, к моему удивлению, бросился бежать в противоположном направлении. Я ошеломленно следил за тем, как он быстро приближался к треножнику, который и не заметил, что в потоке людей, улепетывавших от него, кто-то бежит против течения. Только когда толпа рассеялась, капитан оказался на виду у марсианина. Со своего места я пытался понять, какого дьявола он туда ринулся. Его действия я мог объяснить только одним: он собирался проскочить между ногами у треножника и скрыться, забыв про всех нас. Но какой герой может так поступить? Какой герой кинется спасать в первую очередь собственную шкуру, бросив на произвол судьбы своих товарищей? И тут вдруг, когда ему оставалось только прошмыгнуть между длинными ногами, он, похоже, передумал и вместо этого попытался обойти их, метнувшись вправо. Тогда покачивающееся в воздухе щупальце переключило свое внимание на сумбурный бег капитана. Мне было видно, как марсианская машина загнала его в тупик, к зданию с великолепным неоклассическим фасадом, очевидно, административному, вход в которое украшали полдюжины изящных арок, опиравшихся на колонны. Вместе с горсткой любопытных, остановивших свой бег, чтобы стать свидетелями того, что можно было считать безрассудным самоубийством, я видел, как капитан застыл на месте, вероятно, со страху, и зачарованно наблюдал за танцующим щупальцем, словно это кобра. Но вот щупальце замерло в нескольких метрах от него, и я понял, что оно прицелилось. Спустя секунду раздался выстрел. Я посчитал капитана убитым, но в последний момент он сумел выйти из столбняка и ловко отпрыгнул в сторону, так что луч ударил в колонну, перед которой он стоял, и в воздух взметнулась туча смертоносных обломков. Разрушение колонны привело к тому, что фасад сначала задрожал, а потом по нему пошли зигзагообразные трещины. Сквозь пыльную завесу мне удалось разглядеть капитана, поднявшегося на ноги, чтобы возобновить свой бег, но управлявший машиной марсианин не собирался давать ему передышку. Он вновь расставил свои длинные ноги и произвел второй выстрел, заставив Шеклтона опять броситься на землю. Луч обрушился на вторую колонну, вызвав новый фонтан обломков и пыли. Спустя секунду Шеклтон вскочил и побежал, стараясь побыстрее удалиться от треножника, а тот снова пытался накрыть своим лучом ускользающую добычу и рушил одну за другой оставшиеся колонны здания, словно сказочный лесоруб, способный свалить дерево одним ударом топора. Лишившись многих своих опор, здание зашаталось и с оглушительным скрежетом, напоминавшим вой раненого зверя, начало крениться. Остановившийся как раз под последней аркой Шеклтон мог лишь беспомощно наблюдать за тем, как громадный дом рушится на него и на часть улицы. Не успев понять, что происходит, треножник был сильно поколеблен хлынувшим на него водопадом обломков. Он зашатался, а тем временем вышедшее из-под контроля щупальце поливало огнем улицу, отсекая фасады у большинства близлежащих домов. Эти неожиданные и хаотичные действия вызвали смертоносный град камней, кирпичей, обломков балок и деталей самых разнообразных архитектурных орнаментов, низвергнувшийся на нас с самых неожиданных сторон. Мы с Гарольдом укрылись за нашим экипажем, который, к счастью, только однажды сильно тряхнуло, зато другим экипажам повезло куда меньше: на наших глазах невесть откуда прилетевший здоровенный водосточный желоб пробил крышу одного из них и безжалостно обрушился на сидевшую там и дрожавшую от страха супружескую пару, не успевшую даже взяться за руки. В то же время многие из тех, кому не удалось вовремя спрятаться, погибли от снарядов, в которые превратились летающие обломки домов. То было настоящее светопреставление, и как только последний камень пролетел над нашими головами, вокруг установилась гробовая тишина, время от времени нарушаемая лишь неутомимыми колоколами.