Разделенные океаном | Страница: 11

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Впрочем, это путешествие длилось недолго. Девушка терпеливо перенесла его, несмотря на то что ее прижали к борту и какой-то малыш вцепился в ее юбку, заливаясь слезами. Все это было очень странно. Аннемари удивлялась про себя, куда же подевалась та женщина, которая, похоже, заняла место Молли. Она скучала по ней, и по Молли тоже скучала. Неужели ей снится сон? Эти здания, огромные и уродливые, приближавшиеся с каждой минутой, от одного взгляда на которые Аннемари бросало в дрожь, не могли быть настоящими. Может, она угодила в ад вместе с этими плохо одетыми людьми с изможденными, худыми лицами и затравленным взглядом?

Аннемари зажмурилась и отступила туда, где не было ни людей, ни зданий, где над деревьями плыли облака и где она чувствовала себя в полном одиночестве и безопасности.


Баржа причалила к острову Эллис, и горящие нетерпением пассажиры хлынули на берег. Аннемари поддалась общему потоку, и ее понесло вместе со всеми. Узел с вещами остался где-то позади, и она начисто позабыла о нем. Немного погодя на него наткнулся какой-то моряк и отнес в багажное отделение, откуда иммигранты после проверки забирали свои вещи.


— Что с ней будет, доктор? — с сильным валлийским акцентом осведомилась медсестра.

Они находились в небольшой дальней комнатке женского отделения больницы острова Эллис. Аннемари в одежде лежала на единственной кровати, не шевелясь и широко открыв глаза, остававшиеся совершенно пустыми. Лента, которую Гертруда только сегодня утром вплела ей в косу, развязалась, и черные вьющиеся волосы рассыпались по плечам, укутывая плечи девушки, словно накидка.

— Скорее всего, ее оставят на несколько дней в карантине на тот случай, если кто-нибудь все же придет за ней, а потом отправят туда, откуда она приехала, — в Ливерпуль. Пароходство, которое привезло ее сюда, оплатит обратный проезд. — На лице молодого врача отражалось беспокойство. — Не могу понять, что с ней. Физически она совершенно здорова. У нее нет известных нам болезней, и ее имя, Оливия Рэйнес, внесено в судовой реестр. Но как могла девушка, которая ведет себя как глухонемая, проделать столь долгий путь? — Какие-либо документы, удостоверяющие ее личность, отсутствовали, и лишь имя было небрежно нацарапано на клочке бумаги. Сегодня доктору уже пришлось иметь дело с несчастными, которых отправили в больницу по подозрению на туберкулез, эпилепсию, трахому и другие заболевания, не позволявшие им ступить на землю Соединенных Штатов. Собственно, он уже привык к подобным вещам, но было в этой Оливии Рэйнес нечто такое, что беспокоило его.

— Она совсем не похожа на обычных иммигрантов, — заметила медсестра. — Сапожки на ней стоят кучу долларов, не говоря уже о пальто.

— М-м, — глубокомысленно протянул врач. — Послушайте, оставьте ее на ночь здесь. Подозреваю, что она получила какую-то травму, и ей может стать еще хуже, если она придет в себя в палате, полной незнакомых женщин.


Оливия сняла номер в маленькой гостинице неподалеку от доков. Там было чисто и вполне можно было пожить несколько дней, пока она не подыщет себе что-нибудь более подходящее, желательно поближе к театральному кварталу, — Оливия подозревала, что и здесь, как в лондонском Уэст-Энде [8] , театры собраны в одном месте. Теперь, когда у нее появились деньги, ей уже не было нужды торговать своим телом на улицах, даже если ей откажут на пробах, что неоднократно случалось дома. Но вся трудность заключалась в том, что Оливия не получила образования, а раньше у нее не было и приличной одежды. На пробы она приходила в том, что носила всегда, и в ней с первого взгляда распознавали профессионалку, уличную женщину, которая заскочила на кастинг, рассчитывая получить бесплатную чашечку чая или немного согреться. Тем не менее Оливия была уверена, что может петь, танцевать и лицедействовать ничуть не хуже любой признанной звезды шоу-бизнеса. Она была прирожденной актрисой. Стоило только вспомнить, как вдохновенно она сыграла свою роль сегодня!

Избавившись от Аннемари, Оливия поспешно смыла макияж, влезла в одно из платьев Молли — из толстой черной шерсти, с длинными рукавами и воротником а-ля Питер Пэн, — а на уши натянула розовую шапочку. Она испытала настоящий шок, глядя на себя в зеркало, откуда на нее смотрела строгая и немножко старомодная молодая женщина. Но любоваться собой было некогда: схватив сумочку и чемодан, Оливия выскочила из каюты. В любую минуту Герти могла вернуться за Аннемари и поднять переполох, обнаружив, что девчонка исчезла.

Оливия смешалась с толпой на палубе. С бешено колотящимся сердцем ей пришлось прождать, казалось, несколько часов (что в ее нынешнем положении представлялось целой вечностью), пока огромный корабль с жутким грохотом и содроганием не причалил наконец к пирсу. Еще через несколько минут пассажиры начали сходить на берег, и с ними Оливия, которую по-прежнему колотила нервная дрожь. Она еще не могла чувствовать себя в безопасности — ей предстояло пройти таможенный досмотр с паспортом Молли.

У барьера выстроилась очередь, и Оливия одним глазком поглядывала, не покажется ли поблизости Герти, но соседки по каюте нигде не было видно. Когда наступил черед Оливии, таможенник внимательно посмотрел на нее, после чего опустил взгляд на фотографию в паспорте. Женщина ослепительно улыбнулась ему и сказала, старательно подражая акценту Молли:

— Снимок просто ужасный, правда? В тот день, когда меня фотографировали, я слегла с простудой и потому выгляжу, как на смертном одре.

— Что ж, теперь вам явно стало лучше, мисс... — он вновь заглянул в паспорт, — мисс Кенни. Какова цель вашего приезда в Нью-Йорк?

— У меня каникулы, так что на несколько недель я остановлюсь у своей тети, Маргарет Коннелли. Она живет в Гринвич-Виллидж, номер восемьдесят восемь по улице Бликер-стрит.

— Надеюсь, вам понравится наш город. — Таможенник вернул ей паспорт. — Желаю вам приятно провести время, мисс.

Ура, у нее получилось! Подойдя к пункту обмена валюты, Оливия попросила поменять фунты на доллары. Взамен ей вручили ошеломляюще толстую пачку банкнот.

Итак, она добилась своего. Первый шаг сделан.


Когда через несколько часов стемнело, Оливия все еще оставалась у себя в комнате, оглушенная успешным завершением невероятно сложного и опасного предприятия. Сидя на кровати, она в десятый раз пересчитывала купюры: сто шестьдесят четыре доллара с мелочью. Она сунула их в сумочку, решив, что завтра купит маленький кошелек для монет. Собственно, завтра ей предстоял трудный день, и помимо того, чтобы выяснить, где располагаются театры, и купить кошелек и ртутную мазь, дабы избавиться от донимавшего ее зуда, она намеревалась сделать кое-что еще.

Во-первых, Оливия собиралась найти парикмахера и постричься «под фокстрот» — в Лондоне это был последний писк моды, — а также покрасить волосы в первоначальный каштановый цвет. Вульгарные кудряшки делали ее похожей на уличную девку. Оливия готова была держать пари, что ни таможенник, ни портье внизу не обращались бы с ней так вежливо, не надень она шапочку Молли.