Петр улыбнулся, наклонил голову в знак согласия, потом поцеловал меня (я что-то даже и возмущаться не стала) и сказал:
— Будь осторожна. Если они тебя хоть пальцем тронут, ни один не уйдет живым. Мне уже эта сволочь вторые сутки в печенках сидит. Давай, Танечка, топай.
Я спокойным прогулочным шагом пошла по поселку. Тишь и благодать. На ясном небе звездочки сияют, за оградами собаки побрехивают, из дачек доносятся позывные «Санты-Барбары» вперемешку с матом подвыпивших хозяев.
Короче, спрашивается, какой черт занес меня в это мирное полусонное царство?
На самом деле нервы были напряжены до предела. В сумочке у меня лежал мой газовый пистолет, а во внутреннем кармане джинсовой куртки — боевой, чистяковский.
Добравшись до знакомых ворот, я нажала кнопку домофона. Если слуховая память мне не изменяет, то ответил голос Алексеевского:
— Кто?
— Иванова.
Через минуту ворота мне открыл Коля Якорь. Я не выказала своего удивления и как вежливая гостья осведомилась:
— Насколько я понимаю, хозяин дома?
Коля отступил в сторону и буркнул:
— Проходите.
Я прошла до крыльца и толкнула дверь в знакомую прихожую. Ничего неожиданного увидеть мне не пришлось. Утренний беспорядок был ликвидирован, в прихожей стояли новые кресла, зеленело майской травкой свежее ковровое покрытие, и даже стекло, недавно вышибленное камнем, было вставлено.
Пока я некоторое время озиралась, позади меня на пороге встал Коля Якорь, а по лестнице, ведущей из прихожей на второй и третий этажи, с радушной улыбкой хозяина спустился Алексеевский.
Он был сама любезность, только вот ручку не поцеловал и букет алых роз не преподнес.
— Заждались, Татьяна, заждались… Негоже опаздывать на деловые переговоры.
Я уже ожидала, что он мне по-отечески еще и пальчиком погрозит, но Алексеевский-Крепцов, перестав улыбаться, сухо проронил:
— Пойдем наверх.
Я последовала за ним на второй этаж. Коля Якорь остался внизу. Бдеть.
На этаже, кроме спален, оказалась еще и гостиная с выходом на балкон. Обставлена она была соответствующим образом, только белого рояля не хватало.
В центре стоял круглый стол, изнемогающий от тяжести бутылок и ваз с цветами (ну и закуска какая-то имелась). Но внимание мое, конечно же, в первую очередь привлекло не это.
За столом, развалясь в классическом плетеном кресле, сидел самолично Андрей Чистяков. Нижняя часть его лица выделялась заметной синевой и припухлостью. Он молча смотрел на меня, не выражая никаких эмоций.
Алексеевский жестом указал мне на кресло, я присела. Он стоял, засунув руки в карманы.
— Что будем пить?
— Ничего. Вчера уже попили. Спасибо.
— Копии привезла?
— А где Тиана?
— Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Мы вот, понимаешь, встречаем тебя, как приличную даму, а ты…
Я сухо заметила:
— Кажется, мы договаривались не очередной балаган здесь устраивать в твоем излюбленном духе, а произвести соответствующий обмен.
— Логично. Оружия при тебе много?
— Думаю, что меньше, чем у вас всех, вместе взятых.
Чистяков, как мне показалось, с трудом открыл рот и неестественным голосом произнес:
— Отдай мой пистолет.
— На, — равнодушно откликнулась я, и, достав из кармана его пушку, протянула владельцу.
Он был явно поражен моей простотой и невозмутимостью. Но трусил и пистолет положил перед собой на стол, предварительно проверив наличие патронов и сняв с предохранителя.
— Где кассета?
Алексеевский произнес это абсолютно равнодушно, наливая себе в фужер минеральной воды.
— Вот, — так же спокойно сказала я и, достав из сумочки чистую видеокассету, положила ее на стол.
— На самом деле это не принципиально. Их у тебя может быть пять, семь, десять… И все ты, конечно, не отдашь…
— Как знать, — загадочно произнесла я и тоже налила себе минералки.
Чистяков явно не выдерживал игры и заорал бы, если б мог.
— И знать тут нечего! Не отдаст никогда, что мы с ней, Иван, церемонимся!
— Он Дмитрий, — вежливо уточнила я.
— Ну, эту маленькую тайну некоторые люди унесут с собой в могилу, — тихо проговорил Алексеевский, прихлебывая минеральную воду.
Я улыбнулась:
— Господину Чистякову совсем недавно было объяснено, что наши смерти вызовут, мягко говоря, нежелательные для вас последствия.
Алексеевский улыбнулся:
— Согласен. Но при условии, что мы останемся коротать свой век в этой Богом забытой стране. А у меня совсем недавно такое желание пропало.
Он посмотрел на Чистякова:
— Андрей, сколько там у нас осталось до самолета?
— Есть еще время. Но, по-моему, говорить с ней больше не о чем. Надеюсь, наши ребята взяли этого боксера там, в переулке?
Словно в кино, ответом Чистякову стала беспорядочная пальба и крики поблизости от особняка.
Хорошо, что еще до того, как Чистяков закончил свою последнюю фразу, я окончательно приняла решение: действительно, говорить нам больше не о чем. Они явно пошли по сценарию: убить — и смыться.
Просчитались насчет меня только в одном: им не хотелось своими руками приканчивать женщину, поэтому данное деликатное дело было, судя по всему, поручено Коле Якорю. Но Коля на какое-то время отвлекся, призадумавшись насчет стрельбы за окном.
Мне этого времени хватило. Резким движением я опрокинула стол, с единственной целью — не дать Чистякову дотянуться до пистолета. Одновременно, уже будучи на ногах, правой заехала в грудь Алексеевскому, который кувыркнулся вместе с креслом. Пока обалдевший от неожиданности Чистяков поднимался со своего, я, развернувшись на левой ноге, правой двинула ему промеж ног. Он охнул и скорчился, свалившись обратно.
Краем глаза я заметила появившегося в дверях гостиной Колю Якоря с пистолетом в руке, который, по тупости своей, не вникая в детали, просто открыл пальбу в мою сторону. Но я уже рыбкой летела под защиту упавшего на бок массивного дубового стола.
Это происходило так быстро, что трудно было контролировать все поле битвы. Поэтому я абсолютно упустила из виду Алексеевского, обращая внимание только на стреляющего Колю.
Этот идиот выпустил, похоже, не особо целясь, всю обойму, и на время наступила тишина.
Она продолжалась всего несколько секунд, а потом раздался звон разбитого стекла со стороны балкона и выстрел. За выстрелом последовал крик, и снова воцарилась тишина.