– Если я человека убью, а потом подвиг совершу, майор Одинцов меня тоже отпустит?
– Смотря какого человека. Если она и убила кого, то бывшего своего работодателя. Я думаю, он ее на мокрое дело подбивал, а она не желала. Поэтому и сбежала. Ее нашли, наказать хотели, а она сама всех упокоила.
– Круто.
– Я сам, если честно, до сих пор в шоке. Лукомор мужик умный, он узнал про ее способности и сам хотел ее подпрячь. За это и поплатился. Не хочет она работать на криминал. Так что забудь, – проговорил Саньков и усмехнулся.
– Что значит забудь? – хмуро спросил Леонид.
– Я же вижу, заинтересовала тебя эта девочка. Она и убить может, и черепушку сломать. – Полковник выразительно постучал пальцем по своей голове.
– В каком смысле сломать?
– Да во всех сразу. Если ты с пятого этажа упадешь, голову расшибешь? Еще как! Если у тебя в башке тайна какая-то, она ее оттуда достанет лучше всякой сыворотки правды. Запросто с ума сведет! Лукомор, похоже, слегка тронулся. – Саньков покрутил указательным пальцем у виска.
– Слегка?
– Судебно-психиатрическую экспертизу ему назначили.
– Что это значит? Невменяемым признают?
– Все может быть.
– Что прокурор говорит? Удержит он Лукомора за решеткой или нет?
– Давление уже идет. Пока работают только адвокаты, но взялись жестко.
– Как его не выпустить?
– Пока все козыри у нас на руках.
– Козыри – такая штука, сегодня они есть, а завтра нет. – Леонид растопырил пальцы и сопроводил взглядом до самого пола воображаемые козырные карты, вылетевшие из них.
– Что верно, то верно.
– А умом наш авторитет сильно тронулся?
– Да так, есть чуть-чуть. Фобия у него, настоящая паранойя насчет этой девчонки. Разговор о ней лучше не заводить. А как без этого обойтись, если все вокруг нее крутится? Стоит упомянуть ее, так у него глаза становятся, как у больного на голову. Озираться начинает, бормотать. Думает, что она где-то рядом.
– Паранойя.
– Вот и я о том же.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо. – Леонид легонько потер пальцами ухо.
Вдруг Лукомор сдвинулся реально, сдуру объявит войну или просто сделает заказ на своего конкурента? Психи – народ непредсказуемый, закон самосохранения им не писан.
– Хорошего здесь мало. Признают Лукомора невменяемым, скажут, что сам себя оговорил в период обострения. Полосков не расколется, а кочегар про Лукомора не знает. Если бы тот к нему сам, лично труп привез, тогда без вопросов.
– А принудительное лечение?
– Это если суд вину Лукомора признает, тогда вместо зоны – дурка. Сейчас туда просто так никого не отправишь. Если больной не хочет, то не заставишь его.
– А если Штрих признается?
– Одинцов работает. Он в принципе его расколол через наседку, но эти показания силы не имеют. Под протокол он молчит.
– А если девчонка им займется?
– А она имеет на это право?
– Так с Лукомором же она поработала!
– Неофициально.
– Ну вот и здесь устрой такую встречу. Где сейчас Штрих?
– В нашем изоляторе пока.
– Тем более!
Полковник в нерешительности покачал головой. Он не хотел подписываться на это дело, но Леониду край как нужно было загнать Лукомора, так сказать, на парашу. Бизнесмен хотел получить весь Бочаров, а не часть города. Ему требовалось жизненное пространство.
Да и девчонка, о которой шла речь, ему тоже была нужна. Что бы там ни говорил Саньков, а она могла быть ему полезной. Но прежде чем воспользоваться ею, нужно было тщательно взвесить все «за» и «против».
Чистота – залог здоровья и признак порядка. А для кого-то еще и способ повыделываться перед подчиненными. Обычно после зимы окна моют в мае, реже в апреле, а полковник Саньков уже отличился. Стекла у него в кабинете сияли, как у кота глаза на Масленицу.
Игорь Яковлевич ничего по этому поводу не сказал, но на окна глянул – с прищуром, загадочно. «А у нас в квартире газ! А у вас?»
– Что там у тебя с Елецким? – спросил он.
Одинцов даже не успел позавидовать расторопности своего начальника, как вынужден был отвечать на вопрос, да не простой, а весьма важный, животрепещущий, чреватый.
– Не у меня. Загорьев по этому делу работает.
– Это хорошо, когда следствие ведут знатоки. Но Загорьев его продвигает с помощью авторучки. Спрашивает, крутит, записывает. И все без толку! Лукомор про какую-то бабу плетет, Штрих не колется.
– Про бабу он все правильно говорит.
– Кстати, где оно, это чудо природы?
Одинцов лишь пожал плечами. Он очень уважал своего начальника, но не доверял ему. Такой вот диссонанс.
Мир полон соблазнов, а растут они как райские яблочки – на древе познания добра и зла. Чем выше в своем положении человек, там легче ему дотянуться до запретного плода. А Саньков – начальник УВД. Сидя на такой вот высоте, можно наесться досыта. Тот же Никиткин его прикармливает как человека и административный ресурс.
Этот Леонид по кличке Фраер – еще тот искуситель. Прилепится к Лене, как змей к Еве, и пропадет девчонка. Было уже с ней такое. Да еще и Лукомор пытался ее приспособить на пользу своему делу.
А еще Саньков мог помочь самому Лукомору. Елецкий за решеткой, но его люди на свободе. Возможно, они уже получили отмашку и начали разыскивать Лену. Так что лучше не светить девчонку.
Лена жила с Кустаревым, в его квартире. Ночью ее защищал Гриша, днем – охранная сигнализация и тревожная кнопка. В случае опасности сигнал поступит на пульт вневедомственной охраны, но на место прибудет группа немедленного реагирования из УВД. Даже ехать не надо, если бегом – в минуту легко уложиться можно.
– Что, не знаешь? – Саньков недоверчиво глянул на подчиненного.
– Опасно ей здесь. Может, домой уехала?
– А где у нее дом? Кустарев ездил в Павловск, не живет она там.
– Она родилась в Павловске, а жила в Гатчине. Там раньше была прописана. Кустареву стоило бы в паспортный стол обратиться, – сказал Одинцов.
Паспорт у Лены был подлинный, и жила она под своим собственным именем. Прежнее место ее прописки Максим пробил через паспортный стол.
А Кустарев узнал, как она жила до появления в Москве. Плохо, без отца. Мать замуж вышла, когда девчонке двенадцать лет исполнилось. Она уехала в Питер, в новую семью, а Лена осталась с бабушкой, которой теперь уже нет, умерла два года назад. У матери своя жизнь, дочь она вроде бы любит, но к себе не зовет. Да и отвыкла от нее Лена.