— Нерадостные вести, — мрачно выдавил он. — Значит, надежды нет?
— Как тебе сказать… Понимаешь, они считают, что ты не проявил себя как руководитель. Ваше правление привело театр в упадок, уменьшилась труппа, снизился уровень спектаклей…
— Ценители, — не удержался он от язвительной ноты. — Когда мы уменьшали труппу, все, как мне помнится, нас поддерживали.
— Юлик, ты как будто не разбираешься в политике, — хмыкнула она. — Есть закон: дай зарваться руководителю, это всегда послужит основанием убрать его в случае необходимости. Пока у вас все складывалось более-менее, смотрели сквозь пальцы на ваши действия. Но, прости, гора трупов — это уж ни на что не похоже. Как только этот факт просочится в прессу области, а он обязательно просочится, администрацию города начнут трясти. А проблемы, Юлиан, никто не любит. Поэтому власти просто обязаны отреагировать.
— Что же мне делать? Выход есть?
— Не знаю. Если бы ОНА, например, заболела, а ты стал бы исполняющим обязанности и за короткий срок наладил производство, то вполне может быть. У нас же психология осталась совковая. Хорошие показатели — ты хороший руководитель, плохие показатели — пошел вон. Все, заканчиваю, меня зовут.
— Политика, кругом одна политика, — удрученно произнес Юлик, пряча телефон в карман. — Паскуды!
А ведь он не разбирается в политике, черт бы ее побрал! Вел в одну сторону, а оказалось — не туда вел. Вообще-то о политике он не думал. Не думал, куда приведет основная мечта — директорское кресло. Памятуя, как его в свое время прокатили, Юлик старательно убирал тех, кто способен был противостоять ему, имел собственное мнение. Вот и вся политика, которая пошла прахом. А теперь попробуй, наладь производство! Ломать — не строить.
Юлик медленно шел домой, хотя идти было далеко, живет у черта на куличках. Но ему необходимо собраться с мыслями, подумать. Он должен удержаться на месте и удержится.
Степа попросил Марию Федоровну подождать в коридоре, а сам влетел к Волгиной. Она допрашивала заведующего труппой — низенького старичка с палочкой.
— Я даже подумать не смею на кого бы то ни было! — сердито ворчал он. — Да, актеры в последнее время испортились, сильно испортились, стали мелочными, грызутся из-за пустяков, но убить… отравить… невозможно! Убить…
— Как, по-вашему, — оборвала его Волгина, — Эра Лукьяновна отвечает требованиям директора театра?
— Ммм… как сказать…
— Прямо, — и легкая усмешка тронула красивые губы Оксаны.
— Бывали лучше, — выпалил заведующий труппой и смутился, так как нечаянно проговорился, затем исправился: — Это у меня тридцатый директор, они меняются, я остаюсь. Требования к ним предъявляют свыше, а мое дело — труппа.
— А Юлиан Швец, что он за личность?
— Актер. Неплохой актер… можно сказать.
— Вы как будто сомневаетесь, — подметила Волгина. — Ну да ладно. Он ведь руководитель творческого состава. Что входит в его обязанности?
— Руководить, — очень «доступно» пояснил старичок.
— Но чем и как он руководит? Что делает при этом?
— Следит за качеством спектаклей. Делает актерам замечания, чтоб играли лучше.
— И актерам нравится, когда им указывает такой же актер? Это не бьет их по самолюбию?
— Бьет. А что делать? У нас как: не нравится — уходите. Да, именно так сказала заведующая культурой: «Не нравится — уходите из театра». А куда? Некуда. Это же не повара, не бухгалтеры, не слесари…
— Скажите, какое положение в театре занимал Виолин?
— Заслуженный артист, — живо ответил заведующий труппой.
— Спасибо, вы можете идти.
Расписавшись, заведующий труппой заковылял к двери, опираясь на трость, Степа его остановил:
— Одну минуту! Вы не подскажете, кто из актрис красит губы темной помадой? К примеру, фиолетовой? Или темно-вишневой? Чтоб цвет ее приближался к черному?
Заведующий труппой, припоминая, свел брови в одну линию. Так стоял с минуту, затем уверенно заявил:
— Актрисы так не мажутся. Разве что одевальщицы.
— Кто такие одевальщицы? — поинтересовалась Оксана.
— Это костюмеры, — ответил заведующий труппой. — Между собой мы их зовем одевальщицами. Эти как намажутся, перепугаться можно. Ногти черные, губы черные. Сто раз им говорил: безвкусица! Не слушают. Девчонки, что с них взять! До свидания.
Ушел, а Волгина схватилась за голову:
— Из трех опрошенных после Швеца ни один не ответил по существу. Разговаривают со мной как с идиоткой! Тупо выгораживают директрису и Швеца, как будто я утверждаю, что они отравили артистов. И не понимают, что могут стать очередной жертвой. Недавно еще мне казалось, что в узком семейном кругу найти убийцу проще, но, как видишь, все обернулось иначе.
— Мой совет: не задавай вопросы в лоб. Надо обходным путем выяснять, спроси про погоду, болезни, а потом вверни невзначай то, что тебя интересует.
— Знаешь, у меня нет на это времени! — отрубила Оксана. — Начальство в бешенстве, требует предотвратить последующие отравления. Интересно, как они себе это представляют? Я, правда, не удержалась, высказалась, что надо приставить к каждому актеру грибного человека, который бы пробовал еду и напитки перед тем, как их употребят артисты…
— И что было? — хихикнул Степа, прекрасно догадываясь о последствиях.
— А вот то и было, — буркнула Оксана. — У нас же как: имеешь звание, значит, ты не женщина, а мундир с погонами. Да, забыла сказать, я попросила в помощь оперативника Заречного Степана.
— Поторопилась, — нахмурился Степа. — И что же ответили?
— Ты на задании! Какое у тебя задание?
— А, — отмахнулся он, — мура. Пока совмещаю.
— Смотри, а то и тебе достанется. Ладно, ну их всех к лешему. Значит, так, звонил Петрович, его предположение подтвердилось, в коньяке обнаружено отравляющее вещество. Виолин умер от остановки дыхания, при вскрытии во внутренних органах обнаружили… черт, не запомнила вещество. Позже Петрович более подробно расскажет о методах убийцы. Что Рубан?
— Привез. На почте уверены на сто процентов: не Рубан отправляла.
Он перечислил приметы таинственной женщины, на что Волгина сказала:
— Как говорят французы — ищите женщину. Итак, прибавились еще и костюмеры.
— Оксана, давай не путаться. Отодвинем костюмеров на второй план, пока не проработаем артистов.
— Да, ты прав. Но женщина — это уже кое-что, мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. А кому отправлены еще две бандероли?
— Башмакову и Подсолнуху.
— Подсолнух в больнице, значит, в ближайшие часы бутылочку не откроет. Срочно звони Башмаковым.