— Я НЕ МОГУ ОСТАНОВИТЬСЯ! НЕ МОГУ ОСТАНОВИТЬСЯ! — визжал я. — НЕУЖЕЛИ НИКТО НЕ МОЖЕТ МНЕ ПОМОЧЬ?
* * *
На следующий день родители оставили меня дома. Они никак не могли понять, сердиться им или беспокоиться. Так что делали и то и другое.
Я сидел в своей комнате, пытался делать уроки, но в голове все путалось. Внизу верещали попугаи ара. Чтобы их не слышать, я врубил телевизор на полную катушку. Но все равно не мог сосредоточиться.
Я не поверил своим глазам, когда после школы к нам явился мистер Велла. Мама провела его в мою комнату.
— Дилан очень сожалеет о том, что он натворил, — сказала она учителю. Потом ушла вниз и оставила нас одних.
Мистер Велла сел за мой стол.
— Как ты сегодня себя чувствуешь? — поинтересовался он.
— Нормально, — ответил я и извинился за все, что произошло в классе. — Я… честное слово… не могу это объяснить, — пробормотал я, садясь на край кровати.
Учитель долго смотрел на меня. Наконец спросил:
— Ты давно занимаешься живописью?
— Да я вообще-то почти не занимался ею, пока не победил на конкурсе. И тогда я стал учиться у одного пожилого художника. Его звали Маккензи Дуглас.
Мистер Велла прищурился и посмотрел на меня.
— Маккензи Дуглас? Я прочел в газете, что он умер три недели назад.
Я ахнул.
— В самом деле? Но тогда я ничего не понимаю. Наши занятия закончились всего несколько недель назад. А еще он… он прислал мне на прошлой неделе несколько своих кисточек.
Мистер Велла взглянул на кисти, лежавшие на моем столе.
— Странно… — пробормотал он.
Мы поговорили еще немного. Потом мистер Велла поднялся и направился к двери.
— Я просто хотел убедиться, что с тобой ничего не случилось, — сказал он. — Вчера ты меня очень напугал.
— Кажется, я уже немного оклемался, — успокоил его я. — Завтра я приду в школу.
Учитель помахал мне рукой и стал спускаться по лестнице. Я слышал, что внизу он поговорил с мамой.
Я подошел к столу и уставился на кисти. Мне было грустно думать, что Маккензи Дуглас умер.
Я брал в руки кисти одну за другой. Интересно, когда же он их отправил? Каким образом они прибыли ко мне лишь через две недели после его смерти?
В тот вечер я быстро заснул. Во сне я разрисовывал небо. Мне хотелось написать на нем белые пушистые облака. Но я никак не мог дотянуться.
Меня разбудило какое-то царапанье.
— А? Кто здесь? — прошептал я.
Моргая спросонья, я оторвал голову от подушки. Прищурился, всматриваясь в полумрак, и ахнул.
Кисти плавали в воздухе.
Они рисовали на бумаге, лежавшей на столике. Наклонялись, скользили вверх и вниз — короче, кисти работали.
Рисовали без меня!
— НЕТ! — с испуганным криком я соскочил с постели. Бросился через комнату и схватил кисти.
Кисти дернулись и мазнули по воздуху. Я схватил их и попробовал удержать.
Мои руки вытянулись над головой. Кисти выкручивались и дергались, как будто пытались вырваться. Но я сжимал руки все сильней.
Я решил, что должен от них отделаться. Вынести их из нашего дома. Если я это сделаю, моя жизнь снова придет в норму.
Крепко сжимая их в руках, я тихонько пошел вниз. Добрался до кухни и остановился возле задней двери.
Земля под моими босыми ногами была жесткая и холодная. Ледяной ветер развевал полы моей пижамы. Я побежал за гараж по сырой траве.
Вдоль гаражной стены стояли четыре мусорных бака. Я приподнял крышку первого и сунул в него кисти. Затем захлопнул крышку и проверил, крепко ли она закрылась.
Дрожа от холода, я побежал домой. Забрался на кровать и натянул до подбородка одеяло. Теперь я мог спокойно спать. Мне казалось, будто я одержал большую победу.
Я и не подозревал, что мои неприятности на этом не закончились.
* * *
На следующее утро я выглянул из окна моей спальни на задний двор.
— Что? — Этот хриплый крик вырвался у меня, когда я увидел, что первый бак опрокинулся и, валяется на боку.
Я повернулся и увидел, что кисти как ни в чем не бывало лежат на краю моего столика для рисования.
— Невероятно! — простонал я. — Они вернулись!
— С лихорадочно бьющимся сердцем я бросился к столику через всю комнату. Мои родители стояли на заднем дворе и разговаривали с соседями. Крепко держа кисти обеими руками, я сбежал по лестнице в подвал.
В подвале я проскочил мимо бельевой комнаты и вбежал в папину мастерскую. Наш папа мастер на все руки, и у него много хороших инструментов.
Я включил циркулярную пилу. Конечно, мне не разрешают это делать. Но тут у меня сложились чрезвычайные обстоятельства.
Пила зажужжала, оживая. Круглое зубчатое лезвие начало крутиться. Держась за концы кистей, я поднес их к лезвию.
— Наше вам с кисточкой! — воскликнул я.
Большое лезвие жалобно взвизгнуло, коснувшись первой кисти.
К моему ужасу, деревянная кисть не развалилась пополам. Она просто отскочила. Пила не смогла ее разрезать.
Я сделал еще одну попытку и приложил кисть к крутящемуся лезвию. Оно снова взвизгнуло и погнулось. Кисть же отскочила, целая и невредимая.
Нет. Это невозможно, решил я. Невероятно.
Я выключил циркулярную пилу. Схватил стоявшую на полу рядом с верстаком паяльную лампу.
Мне категорически (именно категорически!) запрещалось ею пользоваться. Но теперь было все равно. Меня охватила паника. Я должен был уничтожить эти кисти — пока они не уничтожили меня!
Я положил кисти на цементный пол. Потом зажег паяльную лампу. Из нее с ревом вырвалось ярко-голубое пламя.
— Ой!
От испуга я чуть не выронил на пол тяжелый инструмент. Но все-таки удержал его и направил пламя на кисти.
И ждал, когда они загорятся. Ждал долго, терпеливо.
Кисти не горели.
Холодный панический ужас завладел мной с ног до головы. Я глядел, не отрывая глаз, на кисти, лежавшие как ни в чем не бывало под раскаленным пламенем.
«Уберу-ка их от греха подальше, — решил я. — Может, мне удастся их отправить в другую страну. Или закопать в землю».
Я загасил паяльную лампу. Потом подобрал кисти и отнес их назад в свою комнату.
Там я хотел положить их на столик, но кисти накрепко пристали к моим рукам.
Я пытался разжать пальцы, чтобы кисти упали. Но вместо этого они все крепче и крепче прижимались деревянными рукоятками к моим ладоням.