Клан бешеных | Страница: 3

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Да, как видно, за деда я волновалась напрасно: его просто не оказалось дома. Скорее всего, он пропадает у кого-нибудь из своих многочисленных приятелей. Положив на стол пакет с купленными по дороге в супермаркете продуктами, я достала из него блинчики-полуфабрикаты и поместила их в микроволновку. Остальное отправилось в холодильник дожидаться своей очереди.

Когда блинчики были готовы и микроволновка сообщила мне об этом радостным «дзыньком», я достала их и положила на тарелку. Я уже села за стол, вооружившись ножом и вилкой, когда в дверях кухни неожиданно появился сияющий Ариша.

– Бонжур, Полетт! До чего аппетитно пахнет!

– Ты вовремя, дедуля. Мой руки, блинчики остывают.

Вскоре мы с Аришей сидели за столом вдвоем и уминали за обе щеки румяные блинчики с мясом. Я включила чайник, он ворчливо закипел, создав на нашей кухне атмосферу уюта.

– Что делаешь вечером? – поинтересовался дедуля.

– Иду повышать свой интеллектуальный и культурный уровень.

Дед посмотрел на меня с недоумением:

– В каком смысле – повышать? Ты записалась на какие-то курсы, Полетт?

– Нет, просто мы с Алиной идем сегодня на творческий вечер нашего горовского поэта Буйковского. Слышал о таком?

– Нет. Зато я слышал о таком поэте, как Маяковский.

– Маяковский – это что! Буйковский пишет для рэперов, это покруче будет, чем «Кто там шагает правой? Левой! Левой!..».

– А о чем пишет наш доморощенный поэт?

– Честно говоря, дедуля, не знаю. Вот сегодня с Алиной посетим его творческий вечер, тогда я тебе и расскажу…

– А, так я, кажется, что-то читал в газете про этого господина… Где-то тут у меня… Я только сегодня утром…

Дед поискал на кухне и нашел на подоконнике газету, которую положил передо мной.

– Вот, просветись!

Это была небольшая заметка о молодом начинающем поэте Г. Буйковском. Я быстро пробежала ее глазами. Краткая биография: когда родился, где учился, с каких лет начал писать стихи. Оказалось, что творить мальчик Гриша начал еще в пятом классе. Писал для школьной стенной газеты. Учителя его хвалили, вот он, похоже, и вошел во вкус…

В статье приводилось одно произведение местной знаменитости. Я прочла вслух:


Не метет, не кружится,

Тишина кругом.

Сплетена, как кружево,

Дума о былом.

– Как дела? – Не жалуюсь.

– Как живешь? – Как все…

Вплетена из жалости

Ленточка в косе.

Разговор не клеится,

Значит, помолчим.

– Торопись! – Успеется!

Главное – почин…

– Дедуль, ты понимаешь, о чем тут речь? – спросила я, отбросив газету в сторону.

– Полина, в поэзии главное – не понимать, о чем речь, главное – приобщиться к искусству, – глубокомысленно заметил Ариша.

– Да? – с сомнением спросила я. – Возможно, возможно… Тогда скажи честно: тебе нравится такое… произведение искусства?

– Полетт, ты же знаешь, я – человек консервативный, я люблю классиков:


Когда одни воспоминанья

О днях безумства и страстей

Наместо славного названья

Твой друг оставит меж людей…

Дедуля даже жестикулировать начал с вилкой в руке. Я на всякий случай отодвинула подальше от него тарелку.

– Значит, я так понимаю, Буйковские вирши тебя не очень растрогали, – сделала я вывод. – Впрочем, оно и понятно: я тоже не пришла от них в восторг.

Мы доели свой нехитрый обед, я заварила чай, и по комнате поплыл аромат далекого и загадочного острова Цейлон. После чаепития Ариша сказал мне: «Мерси, мадмуазель!», поднялся в свою комнату на второй этаж и засел в свое любимое ротанговое кресло с очередной газетой в руках. Я убиралась на кухне, невольно вспоминая только что прочитанное стихотворение.


…Вплетена из жалости

Ленточка в косе…

И как, интересно, сие высказывание понимать? Если тебе кого-то жалко – заплети в косу ленточку? А если ты мужчина и косы у тебя нет? Надо сначала отрастить и потом уже вплетать? Что за чушь?!


… – Торопись! – Успеется!

Главное – почин…

Хотелось бы знать: это вообще о чем? Кто с кем разговаривает? Куда и кому надо торопиться? Что успеется? И что за почин такой? Или я просто не доросла до высокой поэзии?

Я поняла одно: меня, кажется, коробит от такой, с позволения сказать, поэзии. Что-то и на вечер этого Буйковского идти вовсе не хочется. А может, ну его, этот творческий вечер! Посижу дома с книгой, в кресле у камина, почитаю о высоких отношениях благородных людей? Где там мой новый роман?..

Едва только я прочла первую главу, как раздался телефонный звонок.

– Поль, ты готова? – Это была моя неуемная подруга.

– К чему?

– Как к чему? Мы с тобой идем на творческий вечер, ты что, Казакова, забыла?

– Не забыла, – успокоила я Алину, – но у меня появилось сомнение: стоит ли туда идти. Ты уверена, что нам так уж надо на этот вечер?

– Она еще спрашивает! – возмутилась подруга. – Собирайся без разговоров! Через час встречаемся на крыльце Дома творчества…


Через час я подъехала к Дому творчества на своем «Мини-Купере». Здесь было совсем немного машин, не более полутора десятка. «Странно, – подумала я, – обычно, когда проходят творческие вечера каких-нибудь артистов, писателей или художников, здесь просто невозможно найти место для парковки. А сейчас я свободно встала между захудалым «Москвичом» и шикарным «Лексусом». Что ж, тем лучше, хоть проблем с парковкой нет».

Алина ждала меня на крыльце. Она была в новых джинсах и голубом топике, за который были заткнуты солнечные очки. Зачем они ей, ведь на улице почти вечер? Фиолетовые босоножки на головокружительной высоты каблуках не скрывали ее пальчиков, покрытых лиловым лаком.

– Пошли скорее, через пять минут начало… – Алина взяла меня за руку и потащила ко входу.

Наши места оказались в среднем ряду. Народа в зале было не очень много, в основном молодежь – подростки, юноши и девушки лет двадцати. Они все сидели почему-то на последних рядах, одетые крикливо и просто несуразно. В первых рядах я заметила десятка два людей более солидного возраста, такого, как мы с Нечаевой, – лет под тридцать. Может, и нам надо было сесть туда? Может, здесь вообще принято возрастное разделение: более или менее солидная публика – отдельно, «зелень» – отдельно? Как мухи и котлеты…

Начало задерживали.

– Где он, твой Буйковский? – нетерпеливо спрашивала я подругу.

– Сейчас… Подожди… – отмахивалась та от меня. – Ага, вон Мыльников, тот самый – Мыло – художник и скульптор. Вон директор выставочного зала Микола Бобусь, а рядом с ним – писательница Элеонора Зозуля… А вон, смотри – твой приятель, журналист Антон Ярцев. Так, и пресса здесь… Я же говорила, вся тусовка будет…