– Чего изволите, гость дорогой? Или – как всегда?
– Как всегда.
Алексей понял, что Онуфрий в трапезной частый гость и прислуга его вкусы уже изучила.
Алексей сначала разговаривать не спешил, даже подумал: не следит ли сотник? На службе Онуфрий за Алексеем приглядывал, это точно – но уж вот так, впрямую? Однако после второй кружки разговорились.
– Давно спросить тебя хочу, Алексей. Не обидишься?
– Лучше сразу поставить все точки над «i». Спрашивай.
– Какие точки? – не понял Онуфрий, видимо, латыни не знал. И продолжил: – Дырка у тебя в ухе, как у раба. В плену был?
– Довелось. У моголов.
– Да ну?! Сбежал?
– Из рабства тысячник их, Неврюй, освободил – в благодарность за спасение сына. А потом, как его войско на приступ булгарских городов пошло, я сбежал.
– Смотрю – веселая у тебя жизнь, не соскучишься.
– Не завидуй, Онуфрий. Я в таких передрягах побывал, что и сам порой удивляюсь, как только жив остался… Да, под Коломной, ну – с Коловратом – я ночью Богу молился, просил если смерти – то легкой. Моголы – народ жестокий, могли в котле с маслом сварить потехи ради.
– Могли, за ними станется. Но оба мы живы остались, давай за то выпьем.
Они чокнулись кружками.
На Руси, ежели хлеб за трапезой с человеком преломил, приятелем становился. Алексей же с Онуфрием вместе и под Коломной сражался, хоть и не знали они друг друга, и под Копорьем.
Онуфрий же одно расспрашивает. Однако Алексей настороже держался, язык контролировал. По заданию князя Онуфрий что-нибудь выведать хочет либо из-за любопытства простого – ни того ни другого со счетов сбрасывать нельзя. В одном войске они, и Алексей – подчиненный Онуфрия. Должен же сотник знать, что за человек десятник? Не исключено – один другому жизнь в бою спасет. Но отвечал он Онуфрию уклончиво, без конкретики, и после нескольких таких ответов Онуфрий понял – темнит Алексей.
– Я к тебе с открытой душой, а ты юлишь. Знаешь, что мне князь сказал?
– Не ведаю.
– За тобой приглядывать.
Алексей насупился, но только для вида, на самом деле он давно уже обо всем догадался.
– Что, трусость в бою явлю или сбегу? У Коловрата-боярина в войске трусов и предателей не было, и тебе это не хуже меня известно.
– Ошибся ты, Алексей. Полагаю, князь подозревает, что ты не тот человек, за кого себя выдаешь…
– Беглый вор? – Алексей усмехнулся.
– Да будет тебе! Не ерничай. Оговорился князь как-то – не беглый ли ты византийских кровей цесаревич?
Алексей едва расстегаем не подавился – ну и фантазия у князя! А впрочем, после разговора с князем наедине он мог сделать совсем другие выводы, нежели ожидал Алексей. Но такого предположения Алексей даже в страшном сне увидеть не мог.
– А язык, привычки? – возразил Алексей.
– Князь обмолвился как-то, что для десятника или сотника ты слишком умен.
– Ум не порок. Почему бы не подумать, что я внебрачный сын персидского шаха?
– Только смотри – никому!
– Клянусь!
– Думаю, недолго тебе в десятниках ходить. После Копорья потери в дружине, и князь тебя сотником назначит – это как пить дать.
Почему он это Алексею говорит? Конкурентов боится или заранее приязнь выражает? При такой быстрой карьере при Александре не исключено, что Алексей еще Онуфрием командовать будет. Но, как бы то ни было, ледок недоверия у Алексея к Онуфрию растаял.
А через неделю князь и в самом деле назначил Алексея сотником.
Многие дружинники были удивлены таким выбором Александра – в дружине было много воинов постарше Алексея, поопытнее его. Даже обида у некоторых десятников возникла – а чем этот выскочка лучше их?
После случайной встречи в трактире отношения сотников потеплели. Периодически, в свободное от службы время, они сиживали вдвоем за трапезой, обсуждали городские новости, сведения о действиях ордена, полученные от лазутчиков и купцов. Алексею было легче – он знал, что князь и Псков возьмет, и рыцарей на льду Чудского озера разгромит. Онуфрий же временами был в сомнении, поскольку орден силой воинской превосходил дружину Александра, на помощь же ополчения всерьез рассчитывать не стоило. Конечно, они тоже будут участвовать в битве и нанесут урон ливонцам, но главная ударная сила – это дружина.
Князь все рассчитал верно – зарядили дожди, дороги развезло.
Дождило долго, до середины ноября. Потом ударили первые морозы, превратив грязь в монолит, и лишь затем землю укрыло тонким слоем снега.
С приближением крещенских морозов князь стал получать сведения, что рыцари с военными слугами и кнехтами собираются в Юрьеве. Скрывал князь от своих союзников, а от бояр тем более, что есть у него в ордене свой человек. Простолюдин, не рыцарь, однако оруженосец Дитриха фон Гронингена. Власть денег еще никто не отменял, и оруженосец именем Вальтер не устоял перед блеском серебра.
Связь осуществлялась через купца, была нерегулярной, но князь знал о стратегических планах ордена. А главное, что ему сообщил Вальтер, – что до весны наступления ливонцев не будет, недостаточно сил и припасов. Взятием Копорья Александр выбил военный козырь из рук магистра ордена, и Герман фон Балк был уязвлен. Он жаждал поквитаться и был очень зол.
При встрече в трактире Онуфрий недоумевал, почему князь медлит с выступлением, а главное – рыцари ордена как будто проглотили обиду и затаились. Неужели так князя боятся? Не верилось. Но Алексей призывал набраться терпения:
– События скоро развернутся, – отхлебнул он из кружки.
– Ты так говоришь, как будто наперед знаешь. Ты сотник, и я сотник, почему ты знаешь больше? Видишь дальше?
– Просто я выше тебя почти на голову, – пошутил Алексей. А как еще он мог ответить? Сказать, что он из другого времени и даже точно знает дату смерти отца Александра, Великого князя Ярослава, отравленного Батыем в Каракоруме 30 сентября 1246 года? Или ведает важные вехи в судьбе самого Александра, который выиграет битву на Чудском озере, тоже поедет в Каракорум и вернется в 1249 году с ярлыком на Киевское княжение и всю русскую землю? Потом он устранится, будет делить власть с младшим братом Андреем, приведет на владимирские земли войско Неврюя, и Андрей, спасая свою жизнь, вынужден будет бежать в Швецию. Да и дату смерти самого князя Алексей тоже знал – 14 ноября 1263 года. Александр умер в Городце, приняв перед этим схиму, как и все владетели земли русской.
Не зря говорят, что многие знания – многие печали. Вот только о своей судьбе Алексей сказать ничего не мог. Странно получалось: о пути Руси и России, князя, многих земель он знал, а о своей даже на день вперед – нет.