* * *
– Постой, – первым непонятные звуки услышал именно поручик, придержав меня за плечо. – Слышишь?
– Пока нет. – Я удивленно взглянул на белого офицера, автоматически коснувшегося пальцами клапана кобуры. – Ты о чем, Коля?
– Храпит кто-то. Ну, в смысле впереди определенно кто-то спит.
Теперь услышал и я. Ну да, похоже, золотопогонник прав, именно что спит. Причем непозволительно громко для военного времени.
– Пожалуй, на сей раз я сползаю, гляну, что да как? – тихонько осведомился Гурский. – Право, у меня лучше выйдет.
Пожав плечами, я кивнул, столь же негромко сообщив в ответ:
– Знаешь, поручик, тут такое дело… Ты это, отвыкай быстренько от своих «право», «позвольте» да «соблаговолите», понял? А то ведь спалишь контору ни за грош со своим старорежимным лексиконом.
– Какую контору? Ах да, прости, понял. Хорошо, я постараюсь говорить, словно простолюдин.
– Ох, Коля, ты меня таки в гроб загонишь, – хмыкнул я в ответ. – Нет больше никаких простолюдинов и белой кости, запомни! И голубой крови, кстати, тоже, одни кровезаменители. Что? Да ладно, не бери в голову, это я так… короче, потом объясню. Мы в сорок первом году, поручик! В сорок первом! И мы – солдаты… тьфу, то есть бойцы рабоче-крестьянской Красной Армии, как бы ты к оному факту ни относился! Кстати, да, смотри не перепутай – именно «бойцы», термин «солдат» вернут, как и погоны, только в сорок третьем. Так что изволь выражаться соответственным образом. Можно подумать, ты в своем Крыму с низшими чинами ни разу не общался. Говори, как они – только не переигрывай, не в театре. То, что ты нынче лейтенант, ничего существенно не меняет, он кадетского училища тоже не заканчивал.
Поручик мрачно кивнул:
– Хорошо, Виталий, я понял.
– Вот и ладно, давай дуй в разведку, я прикрою, если что. И да, кстати, покажи, как с этой хренью управляться-то? – Я кивнул на «мосинку».
– Ну, тут все просто, – повеселел Гурский. – Вот смотри, первый патрон уже в стволе, достаточно только на спуск нажать, предохранитель я отключил. Затем передергиваешь затвор вот за эту рукоятку, вверх-назад-вперед-вниз, и снова стреляешь. Когда делаешь движение вверх-назад, выбрасывается стреляная гильза. Запомнил? Как перезаряжать, после объясню, там обойма иногда застревает.
– Запомнил. – Я принял из рук поручика тяжелую винтовку. – В кино видел. Ладно, иди.
Глядя, как поручик бесшумно продирается сквозь кусты, неожиданно поймал себя на мысли, что он и на самом деле недурно обучен. Не привычный мне спецназ, конечно, но и не впервые посланный в бой призывник. С другой стороны, чему удивляться-то: последние несколько лет человек провел на войне, самой настоящей, а вовсе не киношной. Наверняка и в разведку ходил, и всякое такое прочее… Подозреваю, и на фронтах Первой мировой, и в охваченном Гражданской войной Крыму бывало ничуть не проще, нежели у нас в сорок первом! Или я еще чего-то о нем не знаю? В том смысле, что он не счел нужным рассказать мне всей правды о себе? Помнится, была такая книжка, «Спецслужбы Белого движения. 1918—1922. Разведка» [5] называлась, ага…
С другой стороны, ну вот хоть режьте меня, но не профессиональный разведчик Гурский – и все тут! Не служил он в том самом «Осваге», не служил! Почему? Да потому, что весь поведенческий набор не соответствует. Не станет матерый профи из разведки так себя вести, как он себя вел в том кафе. А вел он себя, скажем так, абсолютно непрофессионально с точки зрения разведчика – ситуацию заранее не просчитал, зато вдруг на дуэль вызывать начал, хоть и видел, что девчонкам ничего особо и не грозит, а его противник – совершеннейший люмпен, который и слова-то такого может не знать. Нет, футурошок и все такое – понятно. И все же… не верю, как говаривал театральный классик. А вот на передний край он определенно ходил, причем не раз и даже не два. Отсюда и соответствующее умение передвигаться, и специфические навыки. Чистый фронтовой разведчик-пластун военной выучки, но ни разу не профессионал. Хотя могу и ошибаться, конечно…
Разобравшись с механизмом винтовки, я залег, направив ствол в сторону вероятной опасности. Впрочем, стрелять мне не пришлось: поручик вернулся уже минуты через три, с улыбкой доложив:
– Один он там. Я будить не стал, пожалуй, лучше тебе самому это сделать, а то и в самом деле скажу как-нибудь не так.
– Да кто он-то? Поясни толком?
Гурский неуверенно пожал плечами:
– Полагаю, пилот. Костюм на нем странный, вроде бы подобную одежду у вас комбинезоном называют. Черный такой, плотной ткани. Рядом у дерева пулемет стоит, определенно системы инженера Гочкиса – я сверху ствольной коробки патронный диск разглядел. Вероятно, его сбили, он выбросился с парашютом, приземлился где-то в лесу и сейчас отдыхает.
Хмыкнув, я подобрал наши скудные вещички, кивнув поручику:
– Пилот, говоришь? Ну, пошли, покажешь. Не забыл, что ты нынче лейтенант РККА и вести себя следует соответственно? Сыпать цитатами из последней речи товарища Сталина, конечно, не нужно, но…
– Не забыл, – нахохлился тот – судя по всему, роль «большевистского краскома» поручику все же не слишком нравилась. Ну а что делать? Придется потерпеть, иначе нам не выжить. – Да, и вот еще, кстати, – плеснув на ладонь водой из фляжки и повозив по земле, я пару раз решительно мазнул Гурского по щекам, подбородку и лбу. От возмущения и неожиданности тот отшатнулся, едва не грохнувшись на пятую точку и внезапно перейдя на «вы».
– Виталий Анатольевич, что вы себе позволяете… что ты делаешь?! – голос, разумеется, был преисполнен праведного гнева и прочего негодования.
– Маскировка, – криво ухмыльнулся я, повторяя процедуру с собственным фейсом. – Сам посуди, ну какие мы с тобой, на фиг, окруженцы из расстрелянной колонны? Морды гладко выбриты не далее как сегодня утром, кожа чистая, все такое прочее… дальше объяснять? Мы ведь с тобой по легенде после авианалета оказались в тылу, пробираемся к своим – и оба свеженькие да чистенькие, как те огурчики. Так не бывает, согласись? Да нас любой особист во вражеские диверсанты запишет, еще и поржет над тупыми немцами, в подобном виде своих агентов на задание отправившими. А дальше, знаешь ли, все очень даже быстро произойдет: прислонят к ближайшей березке, да и…
– Согласен, – поразмыслив пару секунд, кивнул поручик. – Прости, я едва тебе не нахамил. Должен был сам догадаться.
– Проехали, – отмахнулся я. – Это я должен был догадаться, еще когда переодевались. Ладно, пошли уж, товарищ лейтенант.
Поморщившись, но смолчав, Гурский перехватил поудобнее винтовку и первым двинулся вперед, указывая дорогу.
– И вовсе никакой он не летчик, – шепнул я, закончив осматривать крохотную полянку. – Танкист самый натуральный. И пулемет у него танковый, конструкции Дегтярева, «ДТ-29» называется, калибр семь—шестьдесят два.